Зов лабиринта
Шрифт:
Ди попыталась поставить заслон, отгородиться от щупальцев бреда, жадно тянущихся к ее собственному разуму, к тонкому мостику над пропастью – сознанию. Она просто принялась наводить порядок – в голове и в городе. Читала названия улиц, вычерчивала по памяти цепочки кратчайших путей, выстраивала иерархию соотношений – площадь-проспект-улица-переулок. Простейшая картография для тех, кто не хочет, чтобы его мозги пошли вразнос.
Под табличкой «Площадь Гагарина» остановилась, копаясь в памяти. А через минуту уже уверенно искала дом номер двенадцать-три, где жила старая добрая подруга Матильда, ныне безвременно и прочно позабытая. Запомненный смутно номер квартиры подсказал консьерж.
«Диана, дорогая моя! Наконец-то ты вспомнила обо мне. Проходи, будь как дома
Сюрприз сидел в кресле, держал бокал в руке и приветливо улыбался. Ди заметила, что в эти несколько дней времени он даром не терял – загорел пуще прежнего. А волосы от солнца, напротив, стали как будто еще светлее. Ник легко, одним рывком поднялся с кресла, подошел к Ди и молча поцеловал ей руку.
«Не ожидал. Признаться, я не надеялся на столь скорую встречу». – «Так уж и не ожидал? Я же сказала – не ищи меня». – «Ты не объяснила почему». – «Просто это… не имеет никакого смысла». – «Что именно?» – «Ничего. Вообще ничего. Налей мне что-нибудь».
«Дианочка, умоляю, не будь такой скукоженной. Здесь почти твой второй дом, а мы твои лучшие друзья. Правда, Нико? И нам больно смотреть, как ты запираешь себя на замок. Будь проще, дорогая. Позволь жизни самой решать твои проблемы. Так, между прочим, говорит мой психотерапевт, а уж он знает в этом толк, не мужчина, а целый сейф советов и рекомендаций на каждый день. Я бы его давно к рукам прибрала, чтобы он меня на ночь убаюкивал, да жаль, у него нетрадиционная ориентация. А Никита зашел просто по-дружески, поболтать. Не обвиняй его в том, что он преследует тебя. Боже, Диана, как тебе такое в голову могло прийти. Я просто не понимаю, как можно отказываться от такого… – Голос Матильды стал елейным до приторности. – Впрочем, если тебе все равно, я могла бы сама…» И она томно опустилась на подлокотный валик пухлого кресла, куда снова сел, вручив дамам по фужеру с шампанским, Никита. «Уверен, я не соответствую твоим взыскательным требованиям, прекрасная Мария». Ослепительная улыбка в виде компенсации и галантный чмок в руку. «Ох уж эти мужчины!»
Так же томно Матильда поднялась с валика, взяла со столика открытую коробку зефира и пересела на диван, к Ди. «Я бы на твоем месте, подруга, была с ним поосторожней. Ох, навидалась я таких сердцеедов. И хочется, и колется. И снова хочется». Матильда сбросила туфли и забралась на диван с ногами. Ди взяла зефирину и сделала то же самое. Если тебе предлагают уют – почему бы не воспользоваться этим? «Не думаю, что мое сердце осталось съедобным. Кажется, об него сейчас можно зубы сломать». Ответила не Матильде, а ему – глядя в глаза, упрямо, враждебно. Сейчас она сама кого угодно могла исколоть. Не человек, а кактус. Но Никита, казалось, не обратил на это внимания. Хочется женщине колючей побыть – пускай. Может, полегчает ей.
«Ты последовала моему совету, сменила жилье. Это правильно». Ди вспыхнула. «Сменила, но не потому, что ты так сказал». – «Это не имеет значения. Тебе нельзя было оставаться там, вот и все». По-видимому, его вообще ничем нельзя вывести из себя. Как кремень. «Ладно. Нельзя так нельзя. Какая разница». Успокоилась и умяла еще одну зефирину. Матильда стоически не встревала в их разговор, разглядывая лак на ногтях. Ди, заметив это, удостоверилась в том, что у этих двоих – заговор на ее счет, сколько б ни прикидывались они невинными и ни отговаривались случайностью. Ди встала и налила себе красного до самого верха бокала. Захотелось вдруг, чтобы закружилась голова и накатило беспричинное веселье.
«Ну, мне, к сожалению, пора, мои хорошие.
«Забавная у тебя подруга». – «Я ее знаю сейчас даже меньше, чем тебя. А как ты ее нашел? Вы раньше были знакомы?» Покачал головой. «Нет. А как нашел… Просто расспросил твоих знакомых». Ди сощурилась в усмешке. «И так далее. Чтобы найти тех знакомых, расспросил других знакомых, а чтобы выйти на этих, отыскал еще каких-нибудь. Сколько же у меня было знакомых? Неужто так много?» – «Порядком». Рассмеялся, уходя от ответа на невысказанный вопрос – зачем ему вообще понадобилось охотиться за ее бывшими приятелями. Она не настаивала – этих знакомств больше не существовало. А то, что он мог узнать от них о ней самой… так ведь той Дианы теперь тоже нет. И уже не будет. Будет другая – в любом случае. Он уже не может видеть ее насквозь, как при первой их встрече. Потому что она уже другая. У нее теперь есть то, о чем он не может знать. И никто не может. У нее есть микроскопический опыт нескольких дней иной жизни. И есть лабиринт. Подумав про лабиринт, Ди удивилась. А ведь это, пожалуй, сейчас единственное, о чем она может сказать «Это – я» и «Это мое». Единственное, что составляет сейчас ее суть, ее душу, ее «я». Это была чертовски странная мысль.
Ди потянулась к столу, чтобы поставить бокал. И не дотянувшись, оцепенела в шаткой позе. Голову будто тесным обручем сдавило, и в висках заломило. Она смотрела на вазу. Точнее, это был самый настоящий вазон, огромный, в метр высотой, пузатый. Он стоял в углу на полу и ничего в нем примечательного не было – Ди подумала, что Матильда наверняка использует эту уродливую штуку как мусорницу, – кроме одной вещи. Кроме стилизованной росписи a la Минойский Крит. На трех ярусах вазописи замерли в стремительном движении танца быки. Ловкие танцовщики, полуголые, с осиными талиями, уворачивались от смертоносных рогов, готовились прыгнуть на голову быка и, взлетев на спину мчащегося животного, демонстрировали свои акробатические таланты.
«Что ты там увидела? По-моему, жуткая дрянь». – «По-моему тоже. Не выношу быков». – «И поэтому смотришь на них так, что сейчас дыру прожжешь глазами?» Ди отвела взгляд от быков и поставила наконец бокал на стол. «Интересно, есть здесь что-нибудь покрепче?» – «Не знаю, но бар, кажется, вон там. У тебя расстроенный вид. Может, расскажешь?» Ди, не отвечая, открыла дверцу бара. Выбрала бутылку и вернулась на место. Плеснула огненную воду в бокал и сразу, в несколько глотков, выпила. «У тебя манеры алкоголички. Где ты этому научилась?» – «Отстань». Огрызнулась резко и раздраженно. Какого черта! Этот чистоплюй еще замечания будет ей делать. Попробовал бы сам оставаться в здравом уме и трезвой памяти, когда на пятки наступает самый что ни на есть бредовый бред. Галиматья какая-то. Откуда вдруг взялось столько быков, хороших и разных? «Извини. Я не хотел тебя оскорбить. Просто мне не нравится, когда женщина пьет водку». – «Мне тоже, к твоему сведению». – «У тебя есть причины делать это?» Ди молчала. Рассказывать она не собиралась. Чтобы не давать ему лишнего предлога для навязывания ей своей… дружбы. Другое дело, чт о он сам может рассказать. В конце концов, ей нужно знать, что с ней происходит – и с ней ли одной. Она колебалась. Но недолго. «Скажи, ты никогда не замечал, что… ну, что реальность как будто перестает быть сама по себе, и то, что в ней происходит… в общем, это глупо звучит, но как будто кто-то дирижирует всем этим. Реальностью. Изменяет ее произвольно. Я имею в виду не люди, а… другое. Только не вздумай усмехаться или заявлять, что мне нужно отдохнуть и расслабиться».