Зов лабиринта
Шрифт:
Толпа запрудила широкую улицу, упирающуюся в городские ворота – настежь распахнутые. Усердно работая локтями и втискивая себя в щели между боками, Ди пробралась вперед – к самому проходу, оставленному для войска, вступающего в город. В воздух летели крики, гудел тысячеголосый говор.
Когда из-под арки приземистой воротной башни на брусчатку ступил копытами конь с царственным седоком, город на мгновение объяла тишина. Секунда – и безмолвие взорвалось громом ликующих воплей.
Города любят правителей, приносящих им удачу и славу.
Ди во все глаза глядела на человека, едущего впереди колонны – он
Ди почувствовала удар – резкий толчок сердца. Может быть – вот оно? Она решительно вышла вперед – оторвалась от толпы, встала перед всадником с тонким серебряным обручем на царственной голове.
– Не меня ли ты ищешь, царь? – храбро спросила она, с вызовом глядя ему в глаза. Он спокойно смотрел на нее, остановив коня, – долго, оценивающе. Толпа вокруг затихла, ожидая ответа. А Ди только сейчас задалась интересным вопросом: в обычае ли здесь отвергать блудницу, отказывая той, которая безропотно отдает себя всем? Потом он повернул голову и сказал что-то негромко одному из своих военачальников. Тот ухмыльнулся. Ди почувствовала, как вспыхнули жаром щеки, но смолчала. Она ждала ответа, обращенного к ней, а не к кому-то другому.
– Все, что я ищу, уже найдено. Ты не можешь дать мне большего, жрица любви. Так же как и я тебе.
Ди разочарованно отступила в сторону и смешалась с толпой. Поток победителей продолжил движение. Из ворот изливались все новые и новые волны – конница, пехота, обозы с фуражом и ранеными, шеренги, квадраты, колесницы. Город принимал их в себя – без устали, без жадности, без отказа, ничуть не умаляя своей способности вместить еще столько же, еще больше.
Ди пробиралась сквозь торжествующую толпу. Здесь ей больше нечего делать. Она попытала судьбу – и ошиблась. Предложила себя и свою любовь, но дары не были приняты. Может быть, потому, что они тоже – маска? Но разве весь этот город – не маска, надетая на истинную физиономию реальности?
Солнце медленно клонилось к горизонту. Ди вышла к морю, на пустынный берег. Вокруг – лишь песок да выброшенные прибоем обломки рыбачьих лодок – наверное, недавно был шторм. Она уселась на песочный взгорок, поджала колени и уткнула в них подбородок. Солнце жгло кожу даже сквозь загар.
Солнце… оно вызывало смутное, неприятное ощущение. Ощущение пряталось в подсознании и никак не подцеплялось, не выходило наружу. А когда Ди прекратила попытки выцарапать его из глубин и отвлеклась на тяжело ползущего по песку большого бронзового жука, оно вдруг всплыло само. Да с таким резким всплеском, что Ди вздрогнула, подскочила на месте и снова бессильно шлепнулась в песок.
Солнце двигалось в обратную сторону. Между тем о южных широтах и речи быть не могло – безусловно, северные. В этом она была безотчетно уверена.
Город-маска. Конечно. Здесь все должно быть наоборот. Наизнанку?
Ди почувствовала голод. Вспомнила о монетах, зашитых в поясе и выковырнула два неровных серебряных
В том, что Башня – это храм, только не тот, где живут блудницы, Ди больше не сомневалась.
У бродячего торговца она купила круглую ячменную лепешку и горсть сушеных фиников. Умяв все это, напилась из ручья, рукотворным водопадом струившегося с каменных плит на одной из улиц и здесь же уходившего в землю.
Потом до самых сумерек просто бродила по городу – без цели, без мыслей, впитывая в себя пыль веков, которая еще не стала пылью, но была зримо представлена живой, хотя и неторопливой жизнью города.
А за несколько минут до того, как на город камнем упала черная шапка ночи, ее неожиданно схватили сзади за плечо.
– Вот ты где шляешься, гадкая девчонка!
И сильные руки развернули ее лицом к их обладательнице – неопрятного вида матроне, с грубым низким голосом и темной полоской над верхней губой. Развернули – и тут же отпустили.
– Ай! Не та?!
Ди, долго не думая, задала стрекача. Уж очень не хотелось быть уличенной в краже храмовых одежд у их растяпы-хозяйки да еще оказаться под конвоем этой нежной и ласковой «мамки» с усами.
Хорошо, что «мамкам» не к лицу бегать по улицам за своими прыткими подопечными. Погони Ди не опасалась, а всполошить редких уже прохожих криками сильно удивившаяся матрона, наверное, не сообразила.
Ночь беглянка провела в той же глиняной хибарке, где схоронила свою одежду, – на постели из местных лопухов.
ПЕРЕКРЕСТОК ДОРОГ
С утра пораньше пришлось отбиваться от грязных домогательств какого-то бродяги – немытого, оборванного, с репьями в нечесаных волосьях. Он забрался в лачугу, когда она спала. Ди проснулась, почувствовав как кто-то шарит по ней. Она сразу же подумала о поясе с монетами, но все оказалось еще проще. Бродяга озадаченно разглядывал ее трусики. Разумеется, здесь таких не водилось.
Секунды две они смотрели друг на дружку, затем она инстинктивно поджала колени к животу и пнула нахала пятками в грудь. От жесткого удара деревянных подошв сандалий (не стала снимать на ночь, чтобы снова не путаться в шнуровке) паразит охнул и осел на пол. Глаза его стали круглыми – вероятно, не ожидал подобного гостеприимства. Ди уже была на ногах, но и оборванец опомнился, нырнул вперед и схватил ее за лодыжки.
– Погоди, крошка, не убегай. Мы с тобой повеселимся.
Голос его был хриплым, рыкающим, и держал оборванец крепко, распластавшись на полу. Ди потеряла равновесие и тоже свалилась. Бродяга, изгибаясь как червяк, стал наползать на нее.