Зов лабиринта
Шрифт:
Только праведники и великие герои могут добровольно пойти на такие самоистязания.
В порыве восхищения Ди совсем забыла об осторожности, которую решила соблюдать, и подалась вперед, в проход. Тотчас она услышала изумленный вскрик, а через секунду поняла, что попалась. Сбоку из-за стены метнулась рука и крепко зажала локтем ее шею.
Убивец резко обернулся и нахмуренно посмотрел на Ди. Головой прижатая, как тисками, к чьему-то боку, она была выведена на свет и представлена на суд собравшихся.
– Джемадар, она подглядывала! – раздался над ухом у Ди возмущенный голос. – Махадеви не простит нам этого, если мы не…
– Помолчи, –
Тиски разжались, и Ди рухнула на четвереньки.
– А теперь скажи нам, детка, кто ты такая, что здесь делаешь и где твои дружки.
Убивец говорил спокойным, ровным голосом. Тон его не выдавал ни малейших эмоций. Казалось, церемония посвящения не только не была прервана столь внезапным образом, но и должна была повернуться именно таким боком – появлением нового действующего лица, с заранее предписанной ролью.
Ди поднялась на ноги, потерла шею и заговорила, преданно глядя на Убивца:
– Я хочу стать одной из вас. Я знаю о вашей миссии и согласна принять ее. Я искала вас, но нашла случайно… не уверена даже, что тут обошлось без Провидения. Наверное, оно и привело меня к вам. Во всяком случае, иного объяснения, как я попала сюда, у меня нет. А дружков моих не ищите, потому что их у меня нет.
– Она врет, не верьте ей, джемадар! – К Ди подошел один из адептов, до тех пор стороживший варево на огне, и негодующе уставился на нее большими красивыми глазами с пушистыми ресницами. Только сейчас Ди вдруг осознала, что у каждого адепта свое собственное, индивидуальное лицо. У этого, например, даже привлекательное, точь-в-точь смазливый мальчишка лет восемнадцати. Обретя судьбу, они перестали быть заготовками, сделались обладателями неповторимых физиономий.
– Мы должны отдать ее Деви, – продолжал адепт, – чтобы не навлечь на себя гнева Великой!
Убивец смолчал. Задумчиво подошел к огню и в руках его появилась маленькая коробочка. Открыв ее, он запустил внутрь пальцы и меланхоличным жестом сыпанул в пламя щепоть какого-то порошка. Огонь, проглотив корм, разом побледнел и вдруг вспыхнул синим цветом. Языки его жадно потянулись вверх, как преданный пес – с желанием лизнуть хозяина в лицо. Пламя зачадило, к потолку взвился дымок. Появился приторный запах, но Ди не обратила на него внимания – ее захлестнул поединок самоотверженных взглядов, на который ее вызвал адепт с красивыми, как у лани, глазами. Их взоры скрестились, будто шпаги, – еще чуть-чуть и раздастся звон, бряцанье, лязг, посыплются искры.
Но как раз чуть-чуть и не хватило. Контуры противостояния медленно размывались, смазывались. Шпаги опустились и были тотчас забыты. И вдруг пещера, капище, закопченые стены исчезли, и началось мистериальное, волшебное, безумно прекрасное действо. Какой-то чародей взмахнул своей палочкой и все вокруг преобразилось.
Перед глазами Ди точно приподнялась завеса, скрывавшая до сих пор сказочную красоту мира и его распахнутые объятия любви. Даже просто удивляться этому потрясающему открытию, этой внезапной обнаженности мира было бы омерзительной неблагодарностью, кощунством, поруганием невинности. Мир вокруг сбросил свои дряхлые одежды в бесконечном доверии и любви к ней, Ди, и она не могла не ответить ему тем же – восторгом, преклонением, обожанием, взаимным обнажением себя. Она рухнула на колени и заплакала в молитвенном экстазе, жарко шепча слова благодарности миру за то счастье, которое он показал и даровал ей.
Она
Беспредельность по имени Ди могла вместить в себя весь мир, могла принимать любые формы, могла жертвовать собой и наделять других счастьем. Если есть в мире несчастный, она готова была облагодетельствовать его, если есть в мире лишенный любви, она хотела бы одарить его собой, если есть в мире страдающий, она желала бы броситься ему в ноги и умолять о прощении, и быть растоптанной им, и в унижении заново познать любовь, и воспылать страстью к мучителю своему, и стать рабой его, любящей, жалеющей, берущей на себя его страдания.
Духом, сеющим жалость к тварям рожденным, летела Ди над водами первозданного мира и вдруг увидела остров. А на острове сад, прекраснее которого нет и не будет, благоуханный, зовущий сладчайшей музыкой птичьих перепевов, чарующий красками, плодами дерев, зверями, просящими ласки. Ди гуляла по саду и наслаждалась его щедростью. Голос, слышимый со стороны, вел ее по тропинкам, подводил к ручьям и пенным водопадам, усаживал на нагретые солнцем камни и звал к ней обитателей сада: игривых, как котята, пантер и ягуаров. А вслед за кошками из зарослей стали выходить люди – юноши и девушки с пригожими лицами и стройными фигурами. Они смеялись и весело переговаривались. Они были влюблены и желали поделиться своей любовью с гостьей – когда она захочет и как захочет.
Но едва она остановила свой выбор на одном из юношей, пленившем ее статью и горячим взором, как на сад налетела черная тень, принеся с собой ураганный ветер, град, бурю. Небо обрушилось на землю расплавленным серебром молний, и потоки воды захлестнули остров. За раскатами грома Ди отчетливо слышала чей-то довольный дьявольский смех и бессильно грозила неведомо кому кулаком. А потом все закончилось. Воды сомкнулись над островом. Ди взлетела ввысь, крича от горя и отчаяния. Тот же голос, что показывал ей красоты райского сада, с печалью сообщил о гибели прекрасной земли от рук злокозненного демона Махиши и спросил ее, готова ли она вступить в войну с бесчисленными сподвижниками демона, расселившимися по свету после того, как Великая Черная Мать отомстила Махише, убив его и тело разрубив на части. Ди, не колеблясь, ответила: «Да!».
Голос спросил, готова ли она верить, что, когда последний приспешник демона будет убит, потерянный рай возродится в еще большем великолепии и вся земля станет благословенным краем. Ди без тени сомнения ответила: «Да!»
И в третий раз голос спросил, готова ли она довериться ему, голосу, и беспрекословно выполнять все его требования, не спрашивая о смысле их и причинах, но зная, что они подчинены одной-единственной и великой цели искоренения зла на земле. И снова Ди ответила: «Да!», дрожа от нетерпения.