Зов смерти
Шрифт:
— Вам помочь? — осведомился он.
— Идите к черту со своей помощью! Чтоб вам гореть в преисподней! — закричала она в ответ.
— В преисподней? — переспросил Саймон, перешагивая порог. — Имеете в виду то место, где есть огонь и теплее, чем здесь?
Он тихо рассмеялся и вернулся в хижину. Приподнявшись, Эмили села и посмотрела на закрытую дверь. Саймон вряд ли позволит ей умереть, ведь она нужна ему как приманка. Хейзел обязательно найдет ее и придет сюда, будь ее мать жива или мертва. А Эмили очень хотелось жить.
Она с трудом поднялась на ноги, будто весила целую тонну, и медленно поплелась к хижине, обещающей хоть и скудное, но тепло. Дверь оказалась запертой. Так он еще хочет унизить ее, заставив
— Впустите меня! — закричала Эмили и забарабанила в дверь.
В следующее мгновение Саймон открыл ее и, посторонившись, впустил старушку в дом. Чайник уже кипел на плите.
— Возьмите одеяло с кровати, — предложил он вдове.
Дрожа от холода, Эмили завернулась в одеяло и села на краешек кровати. Силы покинули ее, и в первый раз за все время страх уступил место отчаянию, а на глаза навернулись слезы.
— Теперь вам надо обязательно согреться, — произнес Саймон.
— Просто убейте меня, — попросила она. — Я хочу, чтобы все закончилось.
Саймон вынимал бутылочки и пузырьки из саквояжа, которого Эмили не видела до этого в комнате, и расставлял на плите.
— Вы предлагаете свою жизнь?
— Только оставьте в покое мою дочь.
— Вы предлагаете свою жизнь по доброй воле?
По щекам Эмили градом катились слезы.
— Да, по доброй воле! — ответила она.
Саймон поставил пузырек, который держал в руке, на плиту и подошел к ней.
— Пожмите мне руку, — попросил он.
Вдова с растерянным видом воззрилась на его протянутую руку. Неужели смерть наступит после рукопожатия? Будто они заключают сделку или бьются об заклад! Саймон по-прежнему держал руку, расставив пальцы. Секунду помедлив, Эмили вложила свою руку в его ладонь. Вопреки ожиданиям, Саймон не сжал до боли сухонькие пальчики, а только провел рукой вверх и вниз, словно разделяя их невидимой преградой.
— Как я и думал, — задумчиво произнес он, направляясь обратно к плите.
— Что?
— Вы весите примерно сто пятнадцать фунтов, — объяснил Саймон, беря в руки один из флакончиков. — Теперь посмотрим, какой заварить для вас чай!
Глава 24
29 ноября, понедельник, 17:00
В полицейской службе есть много преимуществ, и одно из них — не самое нравственное — заключается в том, что получаешь прекрасную возможность взглянуть на собственную жизнь, так сказать, в контексте происходящих событий. Потерянные дети, наркоманы, самоубийцы… После рабочего дня подумаешь о них и испугаешься, а еще больше обрадуешься, что собственная жизнь, оказывается, не такая уж и паршивая. Так Хейзел успокаивала себя, когда разводилась с Эндрю и когда отголоски очередных депрессий Марты нарушали ее размеренную жизнь. Даже ощущая страшную боль в спине, от которой становилось вовсе не до веселья, она сравнивала свою участь с чужими горестями и понимала, насколько ей повезло. И вот настал ужасный день, когда не с чем сравнить беду, обрушившуюся на Хейзел, и нет никого, на чьем месте ей не хотелось бы оказаться в данный момент, поскольку хуже просто не бывает.
Вторая половина воскресенья не принесла утешительных новостей. Хейзел казалось, будто она стоит на берегу огромного водоема, в который нырнул человек, и уговаривает себя не терять надежду на его возвращение. Она в сотый раз повторяет, что человек этот умеет задерживать дыхание и находиться под водой столько, сколько захочет сам. Только ожидание становится невыносимым, а надежды остается все меньше.
Наступило утро понедельника, и опять без новостей. Район поисков расширили к западу по автотрассе 121, а также на пятьдесят километров по автотрассе 41 в направлении Форт-Леонарда. По радио, кабельному телевидению и в газете «Вестмьюир рекорд» рассказывали о поисках опасного преступника и похищенной
По-видимому, знакомство с Адьютором Севиньи не прошло для журналиста бесследно, потому что трагические события, разыгравшиеся в Порт-Дандасе, освещались достаточно сдержанно, без истеричных заявлений и скоропалительных выводов. Хорошо, что нападение на других пятерых пожилых граждан города, сделанное в разных формах, не получило широкой огласки и не послужило поводом для размышлений о том, опасно или нет жить в Порт-Дандасе пенсионерам.
Впрочем, сидя за кухонным столом и просматривая газету, Хейзел не могла заставить себя порадоваться новым методам работы в редакции «Рекорд». Она молча вглядывалась в фотографию матери, сделанную еще в 1952 году у входа в магазин «Микаллеф», где Эмили запечатлена с гордо поднятым подбородком, сдержанной улыбкой и яркими, выразительными глазами. Большинство детей считают себя бессмертными, а маленькая Хейзел всегда любовалась уверенным лицом мамы и считала бессмертной именно ее. Уронив голову на руки, она зарыдала от собственного бессилия.
Во время обеденного перерыва, прихватив пакеты с едой, заскочил Уингейт. Он пришел сюда выслушать и вытерпеть все, что, по его мнению, накопилось в душе у бывшего босса. Оказавшись на пороге дома и глядя на покрасневшие от слез глаза Хейзел, Джеймс не выдержал, поставил пакеты наземь и обнял ее. Хейзел ввела его в дом и проводила по коридору на кухню, где поставила чайник, намереваясь сварить кофе.
— Я знаю, что вы ничего не ели, — сказал Уингейт.
— Что-то не хочется.
— Вам в любой момент могут понадобиться силы, — не отступал он.
Хейзел нагнулась над столиком.
— Хочешь сказать, понадобятся силы, чтобы пережить плохие новости?
— Нет, чтобы снова возглавить управление.
Она рассмеялась сухим, трескучим смехом:
— Конечно, Джеймс! Нет проблем! Буду руководить из пустой гостиной в Пембер-Лейке.
— Да вы даже не представляете, сколько человек лично выразили протест против решения Мейсона, и не только ему, но и многим другим, до кого смогли дозвониться в центральном офисе полиции Онтарио в Торонто. Все ребята на вашей стороне!
— Ты тоже при разговоре с Мейсоном выразил протест?
Уингейт поставил пакеты с едой на кухонный стол и, не глядя ей в глаза, ответил:
— Я не Рей Грин!
— Кто бы сомневался! — огрызнулась Хейзел. — Вот Рей не забыл бы принести виски.
Не сказав ни слова, он с непроницаемым лицом извлек из пакета небольшую бутылочку виски и поставил на стол.
— Ох ты!.. — растерялась она.
Джеймс неловко присел за низенький столик и стал вынимать продукты из пакетов. Он принес сыр, мясные деликатесы и огромную плитку черного шоколада. При виде шоколада в первый раз за два дня Хейзел почувствовала голод. Налив кипятку в кружку, она поставила ее на стол перед Уингейтом вместе с банкой кофе, но совершенно забыла положить ложку. Молодой человек промолчал, не решаясь тревожить ее по пустякам. В участке ходили слухи о том, что детектив Микаллеф некоторое время находилась под надзором докторов. Впрочем, даже если слухи не имели под собой оснований, Джеймс искренне надеялся, что она обратится к врачам — если не сейчас, то хотя бы в ближайшем будущем. Прекрасно понимая, до чего может довести человека нестерпимое горе, Уингейт краем глаза следил за Хейзел, вынимающей тарелки из посудного шкафа. Она была в брюках без носков и отглаженной голубенькой блузке. Создавалось впечатление, что, одеваясь, Хейзел вдруг вспомнила об отставке и остановилась в середине процесса. Джеймсу даже померещилось, что на поясе у нее висит пустая кобура.