Зверь
Шрифт:
– Тогда мы пойдем, - глухо проговорил Эеншард и поцеловал Улию в кончик носа.
Та в ответ улыбнулась.
– Я буду ждать вас здесь, – пообещала она.
Ей не ответили. Оба принца тихо покинули комнату. Женщина провожала взглядом мальчика, через серый жилет которого виднелась свежая повязка. Впервые Улия радовалась, что так и не стала матерью в Эштаре.
В южном крыле, у дверей гарема, к ним выбежала женщина, одетая в черное. Она была немолода. Черная ткань, покрывавшая ее волосы, почти полностью прятала седину, но не скрывала морщин на бледном лице.
Эеншард, оставшийся в стороне, едва ее помнил. Кадана была матерью Артаса, и, когда тот был маленьким, они с Шардаром приводили его сюда в этот коридор.
По законам, они не имели права зайти в гарем родного отца, и ни одна из его женщин не имела права выйти без позволения. Выходило, что матери не могли видеть своих сыновей, только здесь, в узком коридоре, на глазах у стражи порой случались подобные встречи. Их будто бы не замечали, если не было иных распоряжений.
Крант не успел даже подойти к женщине, она сама подбежала к нему и рухнула на колени. Благодаря переписке с Улией, осуществленной через слуг, женщина знала о случившемся, и обнимать мальчика не стала, но, взяв его руки своими иссохшими от нервов ладонями, она стала целовать каждый пальчик сына, стараясь не плакать.
– Мам, - прошептал Крант, но женщина его не слушала.
– Прости меня, - шептала она. – Прости меня, милый, просто я не могу, не могу.
– Если я останусь в храме, мы никогда не…
Крант не смог договорить, видя мокрые глаза матери, устремившиеся на него.
– Я только хочу, чтобы ты жил, - прошептала женщина и, резко отстранившись, встала на ноги.
Быстрым шагом она подошла к Эеншарду, решившему остаться в стороне.
– Защитите его, умоляю, - прошептала она, осторожно уцепившись рукой за край жилета.
Смотреть в глаза Эеншарду она не могла, более того, перед ним она не смогла не плакать, и потому тихо говорила свою правду:
– Моих дочерей выдали замуж, и я никогда их не увижу. У меня никого нет, кроме Кранта. Артас верил вам… прошу.
– Я сделаю все, что в моих силах, - ответил Эеншард, буквально силой отрывая руку женщину от своей одежды.
Его почему-то мутило, ни то от ее слов, ни то от терпкого запаха жасмина, которым женщина была окружена.
– Мама, не трогай его, - просил Крант, явно стараясь быть взрослым.
Он потянул женщину за край рукава, и она поддалась ему быстрее, чем взрослому мужчине, рухнула вновь на колени и прижалась щекой к груди мальчика.
Сердце Кранта билось неровно, прерывисто, нервно.
– Нам пора, - напомнил Эеншард, отступая, словно его дурнота могла пройти быстрее, отойди он от гарема.
– Еще мгновение, - шептала женщина, закрывая глаза.
Ей хотелось запомнить это неровное прерывистое сердцебиение.
– Кадана! – строго окликнула ее женщина в золотой накидке, открыв дверь. – Живо вернулась обратно, иначе я все скажу Господину!
– Сыну своему ты скажешь, - тихо прошептала Кадана, отстраняясь от мальчика.
– Что?
– Не нужна ты Господину, как и я. Могла бы и не кричать так громко.
Ее бормотание, отдаленно напоминающее недовольство, стихло где-то за стеной, вместе с ее призрачно черным силуэтом.
Дверь хлопнула, с такой поспешностью, словно кто-то пытался вломиться в запретные покои королевского гарема.
Крант не плакал, он только смотрел на пол туда, где только что на коленях перед ним стояла мать, и хмурился.
– У меня есть шанс? – спросил он.
– Есть.
Эеншард действительно в это верил.
В храме было шумно, как и всегда в день ежегодной церемонии. Слишком много мужчин собиралось здесь, и все хотели что-то обсудить. Крант был уже среди других мальчишек в тайной комнате под статуей бога. Эеншард же стоял чуть поодаль от своих родных, отвернувшись от арены. Сложив руки у груди, он хмурился, словно складка на его лбу могла что-то изменить.
Со дня собственной инициации он почти каждый год присутствовал здесь и всегда с интересом наблюдал. Принц любил эти церемонии больше, чем турниры, на которых все казалось ненастоящим. Мальчишкой он высматривал для себя новые приемы и ходы, удивлялся чужим реакциям и просто запоминал разные детали. Став взрослым, он высматривал таланты, а будучи генералом, даже поручал некоторых мальчишек проверенным отставным воякам. Подобный отбор начинал давать свои плоды, но сегодня принц не мог видеть песок арены, как в тот год, когда этот песок стал темным от крови Шардара.
Стоило только вспомнить об этом, как стало тихо. Главный жрец, выйдя вперед, поднял жезл и звучно стукнул об пол.
На этой церемонии не говорили речей, просто по сигналу скрипнули ворота. Первым на арене должен был появиться сын короля, раз уж он проходит испытание в этом году.
Это значило, что именно Крант прямо сейчас, там, внизу, делает первые шаги по песку.
Эеншард еще не видел брата, но хорошо помнил, что это за чувство, когда босые ноги проваливаются в горячий песок, а рука словно врастает в рукоять кинжала, бешено стучавшее мгновение назад сердце словно останавливается, глубокий вдох, и взгляд в желтые глаза волка.
Эеншард вздрогнул, увидев на арене зверя. Выскочив, волк тут же оскалился, дико посмотрел сначала в одну сторону, затем в другую, нервно мотнул головой и лязгнул зумами, а потом посмотрел в сторону мальчишки. В желтых глазах красными прожилками проступили сосуды.
«Нет», - только и успел подумать Эеншард. Быстро взглянув на холодного Эймара, равнодушно следившего за волком. Третий принц оскалился и шагнул к арене.
Чья-то рука ухватила его за раненное плечо и, с силой сжав, дернула назад.
– Не дергайся, - прошептал Шадиф, как-то непривычно сдержанно.
Боль в раненной руке, только сильнее разозлила Эеншарда, заставляя действовать. Он ударил по руке Шадифа, освобождаясь, и шагнул к краю.
Волк тем временем бросился на мальчика, но Крант, не ожидавший такого резкого прыжка, успел отскочить в сторону, и зверь с разбегу ударился о закрытые решетчатые ворота и тут же, встрепенувшись, оскалился.
Мальчишка, выбежав в центр арены, развернулся, перехватил нож и замер, явно готовый теперь к атаке.