Зверобои против Тигров . Самоходки, огонь!
Шрифт:
Наряду с плакатами, изображающими различные типы немецких танков и штурмовых орудий, появилась схема-плакат нового немецкого истребителя танков «Элефант», который стал известен под названием «Фердинанд», по имени конструктора Фердинанда Порше.
Как всегда, старались не слишком афишировать достоинства новой немецкой машины, но технические данные говорили сами о себе. Бронирование передней части корпуса и рубки составляло двести миллиметров – считай, броневая плита, пробить которую в лоб было невозможно.
Шестиметровое орудие калибра 88 миллиметров отличалось особой дальнобойностью. О том, что в новой машине использованы самые современные оптические приборы, более совершенные, чем в Красной Армии, и говорить не приходилось.
Не успели обсудить приемы борьбы с этим будущим противником, как появились данные о новом танке «Пантера». Немцы постарались взять лучшее от наших «тридцатьчетверок». Например, наклон брони, от которой часть снарядов обязательно будут рикошетить.
«Пантеру» окрестили средним танком, но по своим характеристикам она превосходила их, и в том числе нашу знаменитую «тридцатьчетверку». Немецкие конструкторы и здесь значительно увеличили броневую защиту, доведя ее до 100 миллиметров, а полуавтоматическая пушка калибра 75 миллиметров отличалась дальнобойностью и была пять с половиной метров длиной.
Одно лишь появление таких мощных машин говорило о далеко идущих планах вермахта. Надо сказать, что командование среагировало правильно. В училище прекратились пустопорожние разговоры о несовершенстве новой немецкой техники и наконец-то приступили к боевым стрельбам. На полигон вывели батарею установок СУ-152 (три машины). Пятнадцать курсантов
Первые стрельбы были скорее показательными и должны были продемонстрировать курсантам, что наше отечественное оружие обладает достаточной мощностью. Вели огонь по различным целям. С расстояния пятисот метров несколькими снарядами развалили пушечный железобетонный дот, точную копию тех, которые устанавливались на оборонительных рубежах.
Не пожалели захваченный в бою новый Т-4 с броневыми листами по бортам и усиленной лобовой защитой. Фугасный снаряд на расстоянии семисот метров сработал эффективно. Лобовую броню вмяло, она покрылась сквозными трещинами. Длинную пушку переломило, ствол с набалдашником торчал гнутым окурком.
Сходили гурьбой, глянули на повреждения, не поленились заглянуть внутрь. Удар перекосил казенник орудия, разбил приборы, перевернул внутри все вверх дном. Танк явно вышел из строя. Из экипажа, судя по силе удара, в лучшем случае выжили бы один-два человека. Вторым выстрелом артиллеристы угодили в башню, сорвали ее с погона, и танк мгновенно вспыхнул.
Стреляли по бронеколпакам, которые немцы активно использовали, зарывая до половины в землю. Артиллеристы знали, как сложно разбить яйцевидное бронированное сооружение. Снаряды чаще всего рикошетили. Гаубица проломила броню и вскрыла колпак, как консервную банку.
В ходе этих первых боевых стрельб, в которых участвовали командиры машин и наводчики, сразу проявились лучшие стрелки. Капитана Пантелеева как руководителя в этом своеобразном соревновании вроде не учитывали, хотя его снаряды летели очень точно. Зато оценили результаты курсантов Волынова, Рогожкина, еще двух-трех человек.
Но, бесспорно, первое место занял сержант Чистяков. Он поразил первые цели практически без промахов. Решили, что в какой-то мере это случайность. Командиры, немного поспорив, выделили для Чистякова три дополнительных дефицитных снаряда. Когда Саня вложил два из них в центр бронированной плиты-мишени, Пантелеев хлопнул его по спине и воскликнул:
– Ты где так наловчился?
– Я ж на гаубичного наводчика учился и пострелять немного пришлось.
– Ну, молодец парень! Так и держи.
Успехи Чистякова оценил и оружейник училища:
– Глаз у тебя верный. Еще потренируешься, всю эту кошачью свору наповал бить будешь.
«Тигр», имевшийся в училище в единственном экземпляре, портить не дали. Использовали в качестве мишени еще один танк Т-4 с приваренными дополнительными плитами: лобовую броню усилили до 200 миллиметров, башню – до ста.
Плиту фугасный снаряд не пробил, хотя танк встряхнуло так, что отбросило на полметра назад. Зато разорвало гусеницу, вышибло из креплений ведущее колесо. Башня с наварными листами не устояла. Взрыв сорвал их, снова согнул пушку, а из образовавшейся пробоины потянулся вначале хвост дыма, а через несколько минут танк загорелся.
Курсанты, даже те, кто прошли войну, оживленно обсуждали результаты. Да, новая самоходка – это вещь! С таким орудием можно тягаться с новым немецким зверинцем: тиграми, слонами, пантерами. Возможно, весной сорок третьего года, когда в разных местах проходили первые боевые испытания новых установок СУ-152, они и получили свое знаменитое прозвище «зверобой». Наш «зверобой» со всеми вашими хищниками разберется!
А курсанты, гордые результатами, уже по-другому смотрели на свои артиллерийские эмблемы (танковые выглядели как-то солиднее) и говорили так:
– Мы – самоходы!
И считали себя на голову выше танкистов. Не забывали подхваливать Чистякова. Сане это надоело, и он ответил:
– На полигоне мы все в цель попадаем. А в бою все по-другому, там нервы играют. Неизвестно, как получится.
Сталинградское наступление закончилось. В марте немцы нанесли сильный встречный контрудар, снова захватили недавно освобожденные города Харьков и Белгород. Затем наступило затишье.
В отдельных местах продолжались бои местного значения, но в целом извилистая линия советско-германского фронта застыла изгибами, и в течение апреля – июня 1943 оставалась неизменной.
Оставался в окружении Ленинград, немецкие войска стояли в 80 километрах от Мурманска, в 120 – от Тулы. Чего там говорить, если сотни больших и малых городов к лету сорок третьего были заняты немцами, а кратчайшее расстояние от линии фронта до Москвы составляло менее 300 километров. Фронт был натянут, как струна. Ждали наступления и с той, и с другой стороны, но пока было тихо.В начале мая состоялся выпуск курсантов. Большинство получили «младшего лейтенанта», по одной звездочке на погоны, которые ввели в Красной Армии в марте сорок третьего года. Самоходок СУ-152 не хватало, и курсанты ждали, пока поступят с конвейера машины.
Саня Чистяков, Гриша Волынов и Паша Рогожкин, как успешно закончившие обучение, уже в середине мая попали в отдельный тяжелый самоходно-артиллерийский полк Резерва Верховного Главнокомандования.
Такой же статус имели и остальные самоходно-артиллерийские полки, оснащенные самоходными установками СУ-152. Прямое подчинение командованию армий или фронтов говорило об их особом статусе. В полку насчитывалось 12 самоходок, четыре батареи по три машины.
Кроме того, как и во всяком полку, имелись подразделения разведки, хозяйственного обеспечения, ремонтная и автотранспортная роты, санчасть. На случай внезапного отражения вражеских атак имелся взвод противотанковых ружей, оснащенный также пулеметами. О том, что этим полкам придается особое значение, говорили и американские «студебекеры», предназначенные для подвоза боеприпасов, два мощных тягача и американские бронетранспортеры.
Чистяков и Рогожкин попали в первую батарею, Волынов – в третью. Что обрадовало Саню, командиром его батареи назначили капитана Пантелеева. Другого командира он бы и не желал. Чистяков являлся одновременно заместителем комбата. Учли опыт боев в сорок втором году и отличные оценки на экзаменах.
Срочно формировались экипажи. Механиков-водителей и наводчиков лично отбирал комбат. Вместе с Чистяковым они побывали в запасном полку, где ознакомились с двумя десятками кандидатов. Опытные сержанты и рядовые были нарасхват.
Но Пантелеев воспользовался своими знакомствами, и, кроме того, созданным полкам СУ-152 предписывалось оказывать всестороннюю помощь в комплектовании.
Механиком-водителем в экипаже Чистякова стал старший сержант Лученок Тимофей Иванович, воевавший в танковой бригаде. Выше среднего роста, широкоплечий, с рябоватым морщинистым лицом, он казался старше своих тридцати семи лет.
О том, что Лученок механик бывалый, говорили две нашивки за ранения и лиловый шрам от ожога на шее и щеке. Он недавно вышел из госпиталя и новому назначению был не слишком рад.
– Может, другого возьмем? – шепнул Саня комбату. – Какой-то смурной, идет к нам без желания.
– А чего ему радоваться? Два раза в танке горел, на фронте с зимы сорок первого. От механика слишком многое зависит. Возьмешь молодого петушка, он тебя в первом же бою под немецкие снаряды загонит.
Старший сержант Николай Серов, ровесник Сани, тоже повоевал. Был наводчиком шестидюймовой гаубицы. В запасной полк попал после тяжелого ранения, лечился под Челябинском. Кроме нашивки за ранение носил на груди большую тусклую медаль «За отвагу», на узкой, старого образца колодке.
В отличие от Лученка он воспринял новое назначение с интересом и всю обратную дорогу расспрашивал Чистякова о новой самоходной установке. С Колей Серовым подружились быстро.
Двое других членов экипажа: заряжающий Василий Манихин и радист Костя Денисов пришли немного позже. Голубев, учившийся до войны в институте, а затем работавший на радиозаводе, военного опыта не имел, но хорошо разбирался в рациях.
Манихин был родом из села под Саратовом, в свои двадцать пять лет имел двух детей. Был он широкоплечий, с крепкими граблястыми руками. Повоевал немного в пехоте, затем в артиллерии и вот попал в самоходчики. Осмотрев установку, остался доволен толстой броней и калибром орудия.
– Действительно «зверобой». Такая пушка, что хочешь разобьет. Только крупноватая по размеру – мишень хорошая для фрицев.
– А мы не в качестве мишеней воевать собрались, – заметил наводчик. – Зевать не будем, все пойдет как надо.
Вася Манихин понравился Чистякову с первых дней своей исполнительностью и простым характером.
Начальство спешило. Сразу начали обкатку машин, провели несколько учебных стрельб. Оказалось, что стрельба из тяжелых гаубиц, заключенных в тесное пространство рубки, – дело тяжкое. Грохот буквально глушил экипаж. Мало помогали плотные танкошлемы. Чтобы ослабить мощный удар звука, открывали, несмотря на запрет, верхние люки.
Вентиляторы неплохо выгоняли дым, но после трех выстрелов подряд в рубке трудно было дышать, хоть надевай противогаз.
– Если подряд десяток выстрелов сделать, – как-то заметил Гриша Волынов, – оглохнуть можно, да и не продохнешь от дыма.
Сидели вчетвером. Командир батареи Пантелеев, Чистяков, командир третьей машины младший лейтенант Рогожкин и Гриша Волынов, который по старой памяти часто наведывался в их батарею.
– Выдержим, – засмеялся Пантелеев. – Часто стрелять не придется. Машины предназначены для штучной работы. Иначе снарядов не напасешься.
Боезапас самоходной установки составлял всего двадцать снарядов. Маловато, по общему мнению. У «Тигра» девяносто штук, у «Пантеры» – восемьдесят. Правда, за каждой батареей был закреплен «студебекер», который обязан был находиться неподалеку с дополнительным запасом снарядов.
– Попробуй, найди его, – бурчал Лученок. – Как бой начнется, их хрен отыщешь.В начале июня полк по железной дороге был переброшен на запад. Шли, что называется, по «зеленой улице», почти без остановок. В голове и хвосте эшелона располагались открытые платформы с зенитками и пулеметами. Самоходные установки были плотно закрыты брезентом. Принимались все меры предосторожности.
Возле каждой самоходки находился на посту часовой. Кроме того, в машинах дежурили по одному из членов экипажа, меняясь каждые несколько часов. Комендант эшелона и командир полка на остановках обходили вагоны и платформы.
На станциях царило столпотворение. Люди, покинувшие свои дома, возвращались на освобожденную территорию. Кто-то уезжал за Урал. Воинские эшелоны обычно останавливались поодаль от гражданских. Несмотря на строгие запреты, к ним немедленно бежали люди с баулами, мешками, тащили за собой детей.
Санитарные поезда, а также эшелоны, везущие поврежденную технику, стройматериалы, иногда брали беженцев. Некоторые цеплялись на ходу в надежде проехать хотя бы несколько десятков километров. Но охране эшелона со «зверобоями» был дан категорический приказ не подпускать посторонних.
Часовые стояли цепью, держа наперевес винтовки. Здесь экипажи стали свидетелями случая, который долго потом обсуждали. На ремонтную платформу с запасными шпалами, обрезками рельсов и кран-стрелой полез мужчина с мешками через плечо.
Он сумел вскарабкаться и уже махал кому-то рукой. Как по команде, к платформе кинулись не меньше десятка других беженцев. Охрана отпихивала их, а мужчина с мешками поднял крик:
– Мы по трое суток без еды сидим! До дома добраться не можем.
Кажется, он оттолкнул часового, пытавшегося забраться к нему. Подбежал комендант, пожилой майор со скрюченной от давней раны рукой, и направил на мужчину наган.
– А ну вниз!
– Вам жалко, что ли? Я никому не помешаю.
Хлопнул выстрел. Был ли этот человек убит или только ранен – непонятно. Но его уже тащили прочь, а следом волокли мешки. Беженцы отхлынули. Паровоз спешно заправляли водой, затем эшелон двинулся дальше.
Выгрузились неподалеку от станции Ливны и своим ходом, не теряя времени, двинулись на место дислокации. В небольшом лесу срочно рыли капониры для самоходок и автомашин, маскировали их. Часть окопов были вырыты заранее. Это облегчило работу. Но тут же дали приказ копать запасные капониры.
Бойцы не выпускали из рук лопаты и кирки недели две. Работы проводились ночью, а на рассвете тщательно маскировались. Заметали следы гусениц, свежевырытую землю обкладывали ветками.
Обычно до обеда отсыпались, а вторую половину дня маялись, не находя себе занятия. Вернее, занятие было определено – сидеть и не высовываться. Неподалеку располагалась танковая бригада, но общались между собой лишь командиры. Остальным ходить без дела строго запрещалось.
По ряду признаков, несмотря на тщательную маскировку, самоходчики видели, что местность буквально напичкана войсками, укрытыми в траншеях, блиндажах, землянках. Над траншеями и капонирами были натянуты маскировочные сети, а срубленные ветки и пучки травы менялись каждые два-три дня, чтобы не выделяться на фоне свежей зелени.
Никто не сомневался, что готовится большое сражение.Экипажи первой батареи, ведя между собой бесконечные разговоры, полагали, что войска готовятся к отражению немецкого наступления. Не зря строится столько оборонительных сооружений. Неподалеку от позиций полка и танковой бригады уходили до горизонта глубоко врытые в землю ряды металлических швеллеров, торчали рельсы и металлические ежи, опутанные колючей проволокой.
Кругом виднелись таблички: «Хода нет. Мины». Заграждения, противотанковые рвы шли в несколько рядов. Приземистые серые доты были почти незаметны и угадывались только с близкого расстояния. Судя по их величине и амбразурам, закрытым броневыми заслонками, в них находились орудия и пулеметы.
Очень небольшое количество людей знали, что здесь вскоре начнется одно из самых крупных сражений Отечественной войны – Курская битва.
К лету сорок третьего года в районе Курска между Харьковом и Орлом образовался в ходе предшествующих боев обширный выступ, так называемая Курская дуга. Этот выступ вклинивался в немецкую оборону на глубину 120 километров (имея ширину 150 километров) и перерезал важные немецкие коммуникации. Командование вермахта понимало, что выступ являлся хорошим плацдармом для наступления советских войск.
В то же время немецкие армии, охватывая Курск с севера и юга, имели возможность нанести удар, в случае успеха которого могли оказаться в котле части Центрального и Воронежского фронтов. Именно такую операцию под названием «Цитадель» планировал Гитлер.
Предполагалось окружить и уничтожить советские войска на Курской дуге. Затем продолжить наступление, снова достичь Волги и свести на нет успехи Красной Армии зимой 1942–1943 годов. Чтобы ненавистное ему слово «Сталинград» просто растворилось в успешном мощном ударе.
Чистяков, вспоминая позже последние недели июня, замечал растущее напряжение среди бойцов. Экипаж взялся было писать очередные письма родным, но комбат Пантелеев посоветовал не увлекаться. Намекнул, что лишняя переписка сейчас ни к чему. Немцы, судя по всему, не до конца догадываются о массовом сосредоточении наших войск и многочисленные письма наверняка придерживают.
Наступление немецких войск в районе Курской дуги началось утром пятого июля 1943 года. Наше командование, опередив начало наступления, в два часа ночи обрушило на позиции противника мощный огневой налет с применением тяжелой артиллерии и реактивных установок.
Спустя несколько часов, приведя свои части в порядок, немецкие соединения группы «Центр» перешли в наступление. Начались ожесточенные бои, в которых принимали участие с обеих сторон более двух миллионов человек, несколько тысяч танков и самолетов.
Но операция «Цитадель» развивалась далеко не так, как планировал немецкий Генеральный штаб. Наши войска ценой огромных потерь сумели в непрерывных боях остановить наступление немецких войск, которые за неделю смогли продвинуться в разных местах лишь на расстояние от 10 до 35 километров, что было в десятки раз меньше, чем планировалось.
Тринадцатого июля по личному приказу Гитлера немецкое наступление было прекращено. Потери вермахта оказались слишком велики. Зато нанесли серию крупных контрударов советские войска, которые в считаные дни переросли в мощное наступление. Но шло оно тяжело и не превышало в среднем четырех-пяти километров в сутки.
Самоходно-артиллерийский полк Резерва Главного Командования, в котором воевал младший лейтенант Чистяков, действовал на северном фасе Курского выступа в составе Брянского фронта. Уже в первый день самоходчики поняли, что предстоят жестокие бои, в которых нет места громким фразам о быстром разгроме немцев и стремительном броске на запад.
Глава 5. Сухая терёшка
Ночью пришел приказ танковой роте капитана Сенченко вместе с десантом выйти во фланг участка, на котором весь вчерашний день вели бой. Роту должна была сопровождать самоходная установка СУ-152 младшего лейтенанта Чистякова.
Трехорудийная батарея «зверобоев» СУ-152 ночевала в небольшом сосновом перелеске. Она уже понесла первые потери. Подкалиберный снаряд противотанковой пушки угодил в лобовую броню самоходки младшего лейтенанта Паши Рогожкина и убил наповал наводчика.