Звезда Гаада
Шрифт:
А ещё оказалось, что боль можно отдавать словам — и выплёскивать из себя вместе с ними…
Я во сне с тобой, я шучу, молчу и тебе пою…
И для нас одних на века звёзды и рассветы…
Молча посидим? Нет, поговорим! Я тебя молю!
Но окончен сон. Где ты? Где ты?! Где ты?!
Благ сжал голову руками, отчаянно прошептал:
Я схожу с ума: сон смешался с днём…
Впрочем, не беда! Лишь бы иногда
Увидать тебя! И пускай ледяным огнём
Я сожгу себя! Лишь бы хоть когда…
Задумчиво повторил:
Я во сне
И для нас одних на века звёзды и рассветы!
Молча посидим? Нет, поговорим! Я тебя молю!
И сорвался на крик:
Но окончен сон: я опять один! Где ты? Где ты?!
Неожиданно прервался — кот испуганно следил за хозяином — и расхохотался. Долго смеялся, отчаянно, громко, а потом упал на колени и заплакал.
Зверь не выдержал, грудью ринулся на ненавистную воду, сжался как пружина, распрямился, взлетел на камни, выступавшие над берегом и волнами. И полетел по камням, не смотря вниз, на воду между ними, к растерянному и дорогому ему человеку. Добрался, не сорвавшись, запрыгнул на колени к хозяину, жалобно мяукнул, отвлекая от тягостных мыслей.
— И ты тут, Камилл? — удивился тот, потом как-то странно посмотрел на маленького друга, растерянно выдохнул: — А я-то думал, почему дал тебе это имя! Оказывается, я хотел вспомнить…
Подхватил верного зверя на руки, медленно и осторожно прошёл по камням на берег. И уже ступил на мокрый песок, как услышал сзади:
— Камилл!
Резко обернулся, с надеждой взглянул на девушку, стоящую на границе моря и суши. И уныло отвернулся.
— Камилл! — настойчиво повторила незнакомка.
Парень недовольно повернулся к ней.
Чёрные волосы падали ей на полупрозрачные плечи, на бледном лице ярко сверкали светло-серые глаза, слишком узкие для дочери северных народов и слишком широкие для дочери южных. И было что-то в них знакомое, родное…
— Эррия? — хранитель вздрогнул, выронил кота.
Камилл мягко приземлился на четыре лапы, мрачно взглянул на странное существо, сквозь ноги которого то проползали коварные волны, то просвечивал светло-коричневый песок.
Девушка улыбнулась и кивнула.
— Но… как ты?..
— Для нового рождения душа получает часть от душ и тел своих родителей. Мой отец — из твоего мира, — она рукою накрыла полупрозрачное тело, там, где билось у живых людей сердце, и улыбка её стала ещё нежнее и счастливее, — И, получив часть его души, я почувствовала, что она соткана из плоти чужого мира. Я попыталась прийти сюда, — нахмурилась, — Долго искала тебя в тех местах, где мы прежде были с тобой, — неожиданно улыбнулась, — Потом пыталась души свободные найти. Мне они сказали, что среди мёртвых тебя нет. И, может быть, ты уничтожил свою душу насовсем или ушёл в мир живых? Я так испугалась, что даже там тебя не найду!
Она подошла к нему совсем близко. Он смотрел на неё и не знал, что за чувств больше в его сердце: радует ли встреча с ней или гложет душу осознание, что девушка, пришедшая к нему, не из мира живых?..
Эррия ласково прикоснулась ладонью к его щеке. Он не почувствовал прикосновения тонкой руки к телу. Но после её прикосновения потеплело что-то в душе. Как когда-то давно, когда после бури удавалось забраться в тёплую пещеру, выскользнуть из холодных струй непогоды и разыгравшейся стихии. Тогда радовало даже самое хлипкое убежище. Лишь бы немного согреться! Лишь бы заслониться от обжигающих холодом струй!
Он глаза закрыл от её прикосновения. На миг показалось, что она всё ещё рядом. Что нету бездны лет, протянувшихся меж них. Что они всё ещё в одном мире.
Рукою невольно потянулся обнять её за спину, прижать к себе. Но пальцы, сдвинутые для ласки, сошлись на самих себе. Снова глаза распахнул. Она и рядом была, и не было её. Словно кошмарный сон.
— Я не хочу проспаться! — горько сказал молодой мужчина.
— Я постораюсь прийти к тебе из мира живых! — она снова ласково погладила его по щеке не ощутимой рукой. И не тёплой, и не холодной. Рукой, которой не было. От тела, которого не существовало.
Он шумно выдохнул. А она, прекрасно сознававшая всю пропасть между ними, отчего-то снова улыбнулась и словно новый нож воткнула в его сердце.
— Знаешь, — нерождённая душа ласково погладила его по сошедшимся бровям, заставляя вдруг расслабиться: он словно иссохшая треснувшая почва жадно впитывал в глубь себя первые редкие капли нового дождя, её нежные полузабытые прикосновения, — Я в тот раз не поняла. Только потом догадалась, после смерти. Там было много времени, чтобы всё обдумать… сложить новые воспоминания… — Эррия заглянула ему в глаза, — Подняться в небо первый раз, когда ты нёс меня, было так страшно и так неожиданно! Но твоё сердце билось в тот раз так спокойно, успокаивая меня. А потом я дерзнула в первый раз подняться сама, на своих крыльях… Это было незабываемо!
Полупрозрачные ладони обхватили его лицо, заставляя застыть напугано. Что-то было в её глазах… что-то, что заиграло новую мелодию на струнах его души… ту, полузабтую мелодию…
Нерождённая душа пылко сказала, обняв вдруг его тело:
— Мир, в котором люди могут летать как птицы — это так красиво!
Она приподнялась, обвила его шею полупрозрачными руками, коснулась его губ. Камилл не ощутил этого прикосновения, но почувствовал, как тепло её души коснулось его. Почувствовал себя на мгновение согретым ей. Мягким светом её души.
— Я постараюсь вернуться! — и вдруг разжала объятия, отступила к кромке суши и моря.
Снова уходит. Душа чужого мира. И вдруг теперь уже насовсем? Он уже думал, что совсем её потерял — и это было ужасно.
— Ты… — он ступил к ней, ступая в нежный шёлк воды, которая охотно обняла его ноги в сандалиях, лаская его пальцы. Словно жизнь наконец-то двинулась и согласилась приласкать его.
А Эррия растаяла, не оставив никаких следов, кроме мягкого и нежного прикосновения к его сердцу. И тепла…