Звезда надежды
Шрифт:
Разговор коснулся стихотворения Глинки «К Пушкину», напечатанного в «Сыне отечества» уже после высылки Пушкина из Петербурга.
— Стихи старые, — пояснил Глинка, — и печатать их я не собирался, но нынче они пришлись ко времени.
— Очень ко времени! Ваши стихи — голос всей честной русской литературы! — воскликнул Рылеев. — А правда ли, что государь намеревался заточить Пушкина в Соловецкий монастырь?
— Да, правда. И знаете, кто подал эту мысль государю? Аракчеев. Пушкин, слава богу, догадался, откуда идет удар и отказался от эпиграммы на Аракчеева. Впрочем, и за ту эпиграмму карать его не следовало бы. Ведь если рассудить, то всякий, кто бы он ни был, проходя мимо дома, под углом которого тлеют угли, имеет право и даже должен, обязан закричать: «Берегитесь пожара!» И также всякий, увидя течь в корабле, имеет
— Вы правы, конечно, человек должен обладать таким правом. Тем более поэт, который является гласом народа…
— Не только гласом, но также воспитателем нравов и просветителем, — подхватил Глинка. — Тут для литератора открывается обширное поле деятельности: во-первых, распространение своими сочинениями правил нравственности, во-вторых, Боепитание юношества, распространение познаний — три. Своими трудами литератор может обращать умы к полезным занятиям, особенно к познанию отечества, старается водворять истинное просвещение, его задача поддерживать в словесности истинно изящное и подвергать критике и осмеянию пустые и безнравственные сочинения, он старается изыскать средство изящным искусствам дать надлежащее направление, состоящее не в изнеживании чувств, но в укреплении, благородствовании и возвышении нравственного существа нашего.
— Я целиком согласен с вами, Федор Николаевич! Именно таких правил должен придерживаться современный российский поэт!
Русская литература представляла собой бурную реку.
Первоначально сравнение с рекой пришло Рылееву на ум под влиянием сатиры Батюшкова «Видение на берегах Леты»:
К реке подвинулись толпою, Ныряли всячески в водах…Но затем, чем больше он думал, тем больше смысла открывалось ему в этом сравнении.
«Что такое литература, как не река, в которую с разных концов обширной области стекаются речки и ручьи мыслей и чувств, источаемые родниками в неведомой, тайной глуши? — размышлял он. — Там, далеко, при рождении своем, они ведомы только двум-трем друзьям-соседям, а влившись в реку, присоединив свою лепту к общему потоку, выносят свои струи в большой мир и становятся всеобщим достоянием».
Если раньше Рылеев мог наблюдать за движением собственно литературы, то теперь перед его глазами развертывалась пестрая жизнь ее создателей. Они были не боги, а люди, а посему, как говорится, ничто человеческое не было им чуждо. Рылеев слышал и о героических подвигах (в Михайловском обществе нет-нет и вспоминали Радищева и Новикова), и о мелких, иногда даже постыдных поступках литераторов. Единый образ Поэта раздробился на множество конкретных людей.
Борьба мнений о путях литературы перемешивалась с борьбой самолюбий, большое с малым, величественное со смешным. Эпиграммы, сатиры, эпистолы, оды, трактаты в стихах и прозе отражали ход борьбы, как донесения и сводки отражают ход военных действий во время войны.
Некоторые литераторы создали себе славу и имя внутрилитературной борьбой. Александр Федорович Воейков — тонкогубый, желчный переводчик античных поэм, ученый филолог, получил известность только после того, как написал свой «Дом сумасшедших» и составил сатирический «Парнасский адрес-календарь, или Роспись чиновных особ, служащих при дворе Феба», в котором И. И. Дмитриев значился «действительным поэтом 1-го класса», Денис Давыдов — «генерал-адъютантом Аполлона при переписке Вакха с Венерой», граф Хвостов — «обер-дубина Феба в ранге провинциального секретаря» и так далее. Сатира Воейкова, в общем-то, верно намечала разделения литераторов на группы и внутреннюю иерархию в группах.
Разобравшись в расстановке сил, Рылеев примкнул к «лицеистам» — литераторам нового направления, окрепшим и сформировавшимся в борьбе с «Беседой русского слова» — кружком писателей, которые начали писать в прошлом веке, считали высшим достоинством литературы выспренние оды и тот искусственный, полный церковнославянизмов, далекий от разговорного, но
В «Невском зрителе» и в «Сыне отечества», издаваемым Гречем и Воейковым, Рылеев напечатал несколько старых лирических стихотворений, в «Отечественных записках» Свиньина — биографическую заметку о Михаиле Григорьевиче Бедраге, поводом для написания которой послужило письмо Дениса Давыдова, напечатанное в тех же «Отечественных записках», в котором тот, исправляя ошибку какой-то публикации, сообщал, что первым эскадроном Ахтырского гусарского полка командовал не он, а Бедрага, «высокой храбрости и дарований офицер».
Рылеев с радостью и энтузиазмом ринулся в новую для него жизнь литератора; интересы, заботы, взаимоотношения, существовавшие в кругу литераторов и имевшие собственные, специфические черты, как имеет свои специфические черты всякая корпорация — военных, ученых, светских людей, — казались ему и привлекательными, и полными важного значения.
Все новое, что писал Рылеев, почему-то получалось в сатирическом плане. Принялся за прозу — и тут вышла сатира. Он написал и напечатал в «Невском зрителе» несколько нравоописательных картин-очерков: «Провинциал в Петербурге» — описание разорительного визита мужа-тюфяка и жены-мотовки в модную лавку, анекдот «Чудак» про некоего женоненавистника, который отверг любовь одной достойной девушки и влюбился в нее, когда она вышла замуж. Подобно многим, испытавшим свое остроумие на традиционной мишени — графе Хвостове, сочинил ироническую оду «Переводчику Андромахи»:
…твои стихотворенья В потомстве будут все читать И слезы сожаленья За претерпенные гоненья На мавзолей твой проливать.Граф Хвостов, прочитав эту оду в «Невском зрителе» на ближайшем заседании Михайловского общества, наставительно заметил Рылееву:
— Спасибо за похвалы, но вы неправы — ополчение зоилов и даже невнимание современников не есть гонение. Гонимы были Тасс, Галилей, но ко мне сие не приложимо.
Он сказал это с таким ясным и незлобивым взглядом, что Рылеев почувствовал в глубине души легкое угрызение совести и подумал, что будет лучше впредь избегать шуток над Хвостовым.
Иван Михайлович Сниткин приглашал Рылеева в соиздатели «Невского зрителя» и даже высказался в том смысле, что он не прочь передать ему все права на журнал.
Рылеев загорелся, стал строить планы будущего журнала, написал в Подгорное, что будет издавать журнал и просил искать подписчиков. Но тут обнаружилось, что журнал находится на грани закрытия. Один из друзей, служивших в министерстве просвещения, доставил Сниткину копию с отношения министра просвещения попечителю санкт-петербургского учебного округа, ведавшему непосредственно цензурой. В отношении говорилось, что в журнале регулярно помещаются «неприличные статьи». «В книжке журнала «Невский зритель», часть первая, март, — писал министр цензору, — помещена опять целая статья под названием «О влиянии правительства на промышленность», в коей делаются замечания правительству в постановлениях и распоряжениях его и делаются наставления, весьма неприличные ни в каком отношении. Такое смелое присвоение частными людьми себе права критиковать и наставлять правительство ни в коем случае не может быть позволено, посему предписываю ни под каким видом не пропускать никогда подобных сочинений и переводов».
— Мне объяснили в министерстве, — сказал Сниткин Рылееву, — что при таких условиях передача журнала другому издателю, да еще только что доставившему министру неприятные волнения, поведет только к закрытию «Невского зрителя».
Так что от собственного журнала Рылееву приходилось отказаться.
А со службой ничего не получалось.
Федор Николаевич Глинка посоветовал:
— Почему бы вам, Кондратий Федорович, не принять какую-нибудь выборную должность. Дворяне у нас неохотно идут на выборные должности, а напрасно — кому как не первому в государстве сословию служить лучшему устроению общества и искоренению пороков, разъедающих все области правления? Особенно много злоупотреблений у нас в судопроизводстве; крестьянин — увы! — и нынче в законе мертв, хотя и существует немало весьма гуманных постановлений.