Звезда Надежды

Багров Вячеслав

Джил разглядывал висевший в воздухе кристалл.

Радужные блики — яркие, разноцветные, блуждали по полу, отражались на его комбинезоне.

Джил потерял счет времени.

Он замер, любовался игрой света в чистейшем, словно хрусталь, кристалле.

— Я бы хотела изучить Объект. С его орбиты. Он уникален. Но такой возможности не будет.

— Не будет.

Глава третья. Знакомство

Джилу снился сон.

Сохраняя свое сознание, он не помнил

свое имя и даже не задумывался о нем. Его внимание было приковано к действию, в котором он был словно сторонним наблюдателем, но мог слышать и знать чувства другого, того — другого.

Джил несся в черноте безбрежного пространства, он не испытывал ни холода, ни жажды, все его чувства были устремлены в окружающее и непостижимым образом, он мог видеть так, как не видит никто из людей, чувствовать и слышать мысли того, кто несся в этой черноте — гигантский и сильный.

Он называл себя — Летящий.

И еще — Видящий.

И — Ищущий.

Это были его имена, которые он дал себе, исходя из того, что он считал для себя самым важным.

Рожденный при взрывах могучих звезд, выброшенный взбесившейся гравитацией вон, сквозь клубы раскаленного водорода и пыли, Летящий принял жизнь и мысль.

Он стал жить.

И он стал мыслить.

Сознание пришло к нему сразу — он двигался в пустоте и видел все вокруг.

Он летел через облака пыли и газа — яркие и раскаленные, мимо молодых звезд, еще только обретших свет. Могучие силы гравитации там, где звезды располагались очень близко друг к другу, виделись ему светящимися, голубыми линиями, образующими вокруг сияние.

Он испытал полноту силы, такой, какой уже никогда не было после.

И ядро.

Он узнал о своем ядре сразу, как начал мыслить, понял силу живущую в нем, и то, как можно направлять эту силу — рвущуюся во вне, запертую в нем, направлять к ядру, чтобы менять направление полета.

Он продолжал видеть и мыслить.

Представление о времени появилось в нем, лишь потом, когда область молодых и ярких звезд, где он обрел жизнь, осталась далеко позади, а впереди не было ничего.

Только пустота.

Только ожидание.

Он двигался и выбирал свой путь.

Увидев ближайшую к себе звезду, он направил силу к ядру и выровнял полет — к звезде.

До нее было далеко — он летел, но расстояние сокращалось медленно, лениво, тягуче.

Тогда, в первом своем бодрствовании, у него возникли вопросы.

Кто он?

Зачем?

Есть ли такие, как он?

И где они?

Пространство не было для него мраком. Все вокруг проницал розовый, тонкий свет, и в этом свете, где — то очень далеко от него, светились звезды — голубые, зеленые, желтые, красные, они составляли из себя огромный вихрь, усыпанный россыпью огней, разбавленный туманом газа.

Потом сила стала слабеть.

И это тоже было открытием для него.

Ему предстояло утратить сознание — исчезнуть, пропасть,

стать ничем, как до своего появления в пространстве.

И тогда вопросы перестали его волновать.

Появился страх, и он узнал, что есть страх — потопляющее, дикое желание видеть, мыслить и двигаться.

По мере того, как сила, преданная ему в рождении звезд, кончалась, сознание его угасало, пока не угасло совсем, вместе с его немым криком в пространство — отчаянным и одиноким.

Он перестал быть.

Сила и сознание вновь вернулись к нему — приближающаяся звезда, дала ему эту силу.

А вместе с сознанием, он стал слышать.

Слышать других.

Звезда, маленькая и желтая, гораздо меньше тех звезд, что он видел после своего рождения, имела двенадцать спутников — каменных и газовых, и от двух из этих спутников — наполненных жидким газом, теплых и светлых, к нему доносились голоса.

Он узнал, что такое радость — ликование, конец вопросов.

Он не был один.

Но радость быстро прошла, сменившись недоумением — голоса издавали не сами спутники звезды. Они были мертвы и безмолвны. Голоса издавали приспособления живущих на спутниках — маленьких и невидимых существ.

Их было много.

Как россыпи звезд в пространстве.

Продолжая набирать силу звезды, он вскоре готов был говорить с ними сам, когда из этих голосов узнал нечто новое о себе.

Летящий, Видящий и Ищущий, не знал каков он, не мог видеть себя, не мог сравнивать, но живущие на мертвых спутниках, увидели его в свои приспособления, закричали о нем в пространство через волны силы.

И он узнал.

Ищущий был огромен.

Больше мертвых спутников звезды.

И он угрожал своим появлением тем, кто жил там.

Летящий сравнил себя и их, и назвал живущих на двух планетах — ничтожествами. Они были как пыль перед ним.

Враждебные и испуганные.

Летящий недоуменно изучал их голоса, вникал в их жизнь, он узнал о чувствах и желании ничтожеств.

И тогда он познал смех и гнев.

Крошечные, как пыль, не искали себе подобных — их было много и они всегда были вместе. Но они истребляли друг друга, вместо радости от сознания того, что они вместе, ничтожества хотели другого — удовольствий. И они убивали. Делали так, чтобы другие испытали то, что Видящий испытал при угасании силы.

Они называли это — смерть.

Он приближался — огромный и страшный.

Еще можно было отклонить свой путь, пройти мимо, дальше от планет ничтожеств, и обезопасить их жизнь на спутниках звезды. Но Летящий передумал.

Он направил свою силу к ядру и устремился к планетам.

Чем ближе Ищущий приближался, тем отчетливее становились голоса ничтожеств. И вот он уже мог слышать не только голоса их приспособлений, а непосредственно голоса разума самих ничтожеств — слабые, крикливые, наполненные страхом и ужасом, новыми желаниями.