Звезда предков (Приключения Чиптомаки)

Пронин Игорь Евгеньевич

– Наши спутники, - поправил его гигант.
– Я не вижу никакой пустыни. Ведь пустыня - это песок?

– Песок приходит и уходит, - Имам нагнулся и провел рукой под травой, потом показал щедро перемешанную с песком землю.
– В этих местах много воды, вода не любит песок, меж ними идет война. Но когда с севера дует злой ветер, здесь наметает песка по щиколотку. Тогда воды жалуются Всевышнему, и он присылает южные ветра. Ночью песка станет больше, ты почувствуешь его ногами.

– Ночью?!
– возопил Чиптомака.
– Мы не ходим ночью, и-эмма! Нам нужен костер, еда, привал!

– Да, - робко добавил Гольто.
– Старик не дойдет, если не отдыхать по ночам.

– Это верно, лэпхо не выдержит пути воина, - согласился Салакуни.
– Да и всем нам не помешает мясо. Я вижу деревья там, слева, идем и поохотимся.

– Я дал Слово имама довести вас до Упрямого оазиса, помочь найти городища...
– нахмурился Имам.
– Мы не уговаривались, что будем отклоняться от прямого пути.

– Куда ты так спешишь?
– гигант приобнял спутника и заставил его изменить направление.
– Успеешь еще вернуться к своим разбойникам. Пусть они пограбят без тебя, а ты придешь и заберешь все. Ведь они боятся тебя, верно? Имамов все боятся.

– И не зря. Но когда я вернусь, там будет новый вожак, которого мне придется убить.

Деревья оказались всего лишь маленькой рощей из упрямых деревьев кули. Они росли в низинке, и стволы торчали прямо из песка, оставшегося после битвы с ним воды и южных ветров. Местечко облюбовала семья шант, увидев которых, Чиптомака во весь голос заругался. Но пауки не стали бы жить там, где нет добычи. Сотни маленьких птиц обитали на верхушках деревьев.

– Я вижу гнезда, - Салакуни задрал голову и приложил ладонь к глазам.
– Если не найдем мяса, будем есть яйца. Ты самый молодой и легкий, Гольто, докажи, что я не зря взял тебя с собой.

Шерешенец со вздохом сбросил с себя пояс и ножны, поплевал на ладони, полез на дерево. Через мгновение он уже с криком летел вниз - из дупла навстречу гостю выскочил паук, бешено шевеля челюстями.

– Ну же!
– подбодрил неловкого Салакуни.
– Он же маленький! Возьми в зубы меч и заруби шанту!

Имам в это время обошел рощицу, вглядываясь в заросшее травой пространство. Он видел вдалеке силуэты пасущихся животных, но без лука нечего было и думать об охоте на них. От нечего делать уроженец Квилу рассматривал следы. Одно существо привлекло его внимание: у него была ступня, похожая на человеческую ладонь, только очень длинную, с короткими пальцами.

– Старик!
– он подозвал Чиптомаку, с интересом наблюдавшего за мучениями Гольто, в третий раз вынужденного отступить.
– Ты видел когда-нибудь нечто подобное?

– И-эмма!
– восхитился лэпхо.
– Да это же лесной человек! Мы встретили одного, то есть одну, когда шли сюда. Только это, скорее всего, детеныш, он не выше меня. Салакуни, взгляни!

Гигант не спеша приблизился, рассмотрел отпечаток на песке, потом задумчиво растер его ногой.

– Ревуны.

Чиптомака собрался было ахнуть, но сам себе захлопнул рот ладонью. Вот и детеныш лесного человека! Конечно, это те самые вонючие твари, что напали на них в джунглях. Значит, они совсем рядом? Старик быстро огляделся.

– Кто такие ревуны?
– нахмурился Имам.
– Демоны, ваши враги? Зачем вы идете в пустыню, зачем ищите купцов?

– К ним попала одна вещь, которая принадлежит нам. Ревуны тоже ее ищут, теперь мне это ясно. Какую вещь - тебе знать ни к чему, имам, - закончил объяснение Салакуни.
– Чиптомака, хватит разглядывать округу. Скоро ночь, и ты ничего не заметишь даже у себя под носом... Стой, я помню, что твари противно пахнут! Нюхай, Чиптомака.

Старик изо всех сил потянул носом и закашлялся, вдохнув какую-то пылинку. Все, даже Имам, рассмеялись.

– Придется развести огонь, яйца попугаев могут быть ядовиты в сыром виде, - сказал, отсмеявшись, разбойник.
– Заодно отпугнем дымом любопытных шант, ночью они могут приблизиться. Ну что, ты достал наконец?!

– Да, - ответил с дерева Гольто и при этом уронил меч, который с трудом удерживал зубами.
– Но здесь где-то в ветвях шанты, и еще меня клюнула в глаз птица... Я боюсь уронить, помогите мне кто-нибудь!

Салакуни, устав ждать, в одно мгновение вскарабкался к шерешенцу и выхватил у него из руки гнездо, потом так же ловко спустился вниз.

– А ты куда?!
– прикрикнул он на поползшего было вниз вора.
– Ищи дальше, здесь всего пять яичек! Я пройдусь, может быть, найду хоть суслика.

Чиптомака, Имам и Джокия молча собрали топлива для костра, выбрали место так, чтобы дым шел в сторону шант и расположились. Когда разбойник на миг снял свою белую шапочку, чтобы утереть пот, храмовник заметил у него на лбу рисунок в форме полумесяца. Улучив момент, он спросил об этом у лэпхо.

– У всех имамов так, - объяснил старик.
– Я давно видел, что кончик полумесяца высовывается из-под шапочки, а иначе попросил бы показать. И-эмма, он самый настоящий имам с северного берега Квилу!

– А вдруг он сделал этот рисунок сам себе, и вовсе не имам?

– Если такой рисунок сделает себе самозванец, то наказание ему - смерть. С имамами не шутят. Конечно, здесь можно было бы так поступить, ведь здесь, на востоке, нет людей с Квилу... Но зачем, и-эмма?!

– Кто такие все-таки эти имамы?
– не унимался Джокия.
– Почему вы верите его слову? Это народ?

– Народ?..
– задумался Чиптомака.
– Да, и-эмма, конечно, народ. Только они живут вместе с моим народом, с хозулуни. И еще у них нет своего языка, и нет своей страны... Хотя есть страна имамов на севере, на берегу Лантика, но там живут не только имамы... Знаешь, воин, не путай меня! Сказано имамы, значит имамы. Лучше нюхай, не пришли бы ревуны... А слову имама верить можно и нужно, иначе какой же он имам?

Джокия вздохнул и сел чуть подальше от костра, чтобы чувствовать запахи, приходящие из пустыни. Почти сразу же за его спиной раздался отчаянный тонкий визг, храмовник подскочил на месте, но понял, что Салакуни отыскал-таки добычу. Вскоре гигант вышел к огню, держа в руке тощее тельце.

– Хунди, - объяснил он.
– Но какой-то маленький, наверное, потерялся.

– Нет, это пустынный хунди, они часто встречаются здесь, - присмотрелся Имам.
– Местные зовут их чакалами. Дурное мясо, я не стану есть.