Звездный порядок. Вестники перемен
Шрифт:
В преддверии предстоящего необычного сеанса Кавин распродал гостям почти все имеющееся у него съестное. Осталось всего-лишь несколько баночек со сладкими газированными напитками и пару шоколадных батончиков: одно из его любимых лакомств. Обычно, он запускал людей в помещение для трансляций заранее, но бывали случаи, когда Рувим Артман сильно опаздывал, и тогда приходилось задерживать гостей на некоторый промежуток времени. Иногда даже случалось так, что приходилось полностью отменять сеанс и возвращать оплату билетов из-за того, что Рувим не появлялся вовсе. По этому поводу было множество разбирательств и ссор между ним и Геоном, но у Артмана всегда находилось какое-нибудь очередное объяснение, при том весьма правдоподобное, и всем приходилось в очередной раз мириться с его выходками; к тому же Геону было далеко не так просто найти ему адекватную замену, по крайней мере пока. Однако, на этот раз всем собравшимся в гостевом холле сильно повезло: за окном послышалось мерное гудение двигателей, опускающегося на землю гравилета. Входная дверь распахнулась и просторное помещение вошел высокий взрослый мужчина лет сорока пяти с деловой темно-коричневой кожаной сумкой на правом плече, в черных лакированных туфлях с рельефным тиснением, классических серых брюках и сером элегантном пиджаке, под которым виднелась темная выглаженная хлопковая рубашка. Не обращая никакого внимания на людей, он быстро приблизился к Кавину и небрежно пожал ему
Несмотря на то, что комната для проведения мысленных, или лучше сказать мыслеобразных, или ментальных трансляций была совсем небольшой, в ней находилось около тридцати мягких кресел с откидными спинками, которые располагались в несколько рядов полукругом. Рядом с каждым креслом, напротив подголовника, на специальной крепежной ручке, висел громоздкий белый шлем, при этом совсем не тяжелый. От каждого шлема тянулся длинный витиеватый кабель в сторону небольшой проекционной комнатки, видневшейся вверху. Стены помещения были отделаны плотными звукоизоляционными материалами, а сверху покрыты мягкими панелями из тонкой синтетической кожи коричневого цвета с легким бежевым оттенком. В фронтальной части комнаты красовался искусственный утопленный в стену камин, а над ним высился большой продолговатый белый экран, прямо как в старинных кинотеатрах из минувших столетий; из под темного каминного стекла исходило приглушенное свечение. Вначале оно имело светло-алый или может быть розово-золотистый оттенок, но позднее свечение изменилось и заиграло совсем другими красками. Камин горел то темно-зеленым, то синим, а затем бордовым пламенем, придавая окружающему пространству все новый и новый окрас. По всему периметру трансляционной комнаты, в специальных ложбинах, закрепленных высоко в стенах, располагались выпуклые звуковые панели, по форме напоминающие древние виниловые пластинки. На полу было настелено мягкое покрытие сероватого оттенка, которое, как и звукопоглощающие панели на стенах, сдерживали посторонние шумы извне. Если же посмотреть на верх, то слева от входной двери можно было увидеть тесную проекционную комнатку с двумя небольшими оконными прорезями по бокам, весьма сильно напоминающую антресоль – верхний полуэтаж с низким потолком и маленькими окнами. Именно там в данный момент находился Геон вместе со своим напарником по работе Рувимом, готовясь к ментальной трансляции нового художественного произведения. Чтобы попасть сюда, необходимо было усесться в одном из двух кресел, расположенных прямо под проекционной комнатой, и нажать на одну единственную кнопку на подлокотнике, после чего кресло немедленно поднимется вверх.
Посетители уже расселись по местам, и каждый их них был готов к восприятию увлекательного сюжета внутри своего собственного воображения. Надев на головы большие, но удобные и легкие шлемы, люди с нетерпением ожидали начала сеанса. Некоторые, находясь в шлеме, все еще допивали кофе, а кто-то дожевывал кусок пиццы, либо хрустел бледно-желтым пушистым попкорном: правила нисколько не запрещали этого делать.
Геон и Рувим Артман завершали подготовку к работе сложного оборудования для передачи мысленных образов. Комната, в которой они находились, была настолько мала, что в ней не могло поместиться больше трех человек, а с учетом находившегося здесь оборудования итого меньше – не более двух. Внутри тесного помещения, на низком потолке, висела прямоугольная световая панель. Она испускала приглушенный (чтобы не слепить глаза) оранжевый свет и при этом издавала приятное расслабляющее потрескивание и гул. Еще некоторое время Рувим сверял правильность расположения нумерованных блоков на голографическом экране настольного протографа. Эти графические объекты, каждый из которых содержал в себе специальные текстовые обозначения и номер, должны были находиться в строго заданном порядке так, чтобы номера всех блоков совпадали с номерами указанными в тексте на другой половине экрана, а так же на бумажных листах в пластиковой папке, которую Геон не выпускал из своих рук. Он как раз внимательно просматривал листы из этой папки, что-то шепча себе под нос, причем делая это явно не в первый раз: бумажные листы были все измяты и исписаны карандашом. Оба транслирующих шлема, находящихся здесь, были подключены к мощным настольным протографам, оборудованными фотонными нейроморфными модулями. По размерам транслирующие шлемы ненамного, но превосходили те, что предназначались посетителям. Поверхность шлема, висевшего на кресле Геона, была сплошь обклеена разноцветными бумажными стикерами, а сбоку передающего мысленные образы устройства располагался отдел с мелкими механическими кнопками и разноцветными светодиодами.
– Как и договаривались, – строго произнес Рувим, снимая свой элегантный серый пиджак и вешая его на спинку неровного кресла, – для этого произведения я буду использовать готовые наработки.
– Конечно, – послушно кивнул Геон, включив старый настольный вентилятор и направив его на себя. – Как обычно, в начале запустим приветственное обращение и рекламу.
– Без вопросов! – согласился Рувим и косо улыбнулся. Он расстегнул две верхние пуговицы на своей рубашке, а затем ворчливо добавил: – Здесь у тебя невыносимая духота. Исправь это уже наконец.
На это Геон лишь беззвучно вздохнул, устало пожав плечами.
– Разумеется. Как только у меня появятся лишние средства, я проведу сюда охладитель, – вполголоса сказал он, а про себя подумал: «Поскорее бы найти ему замену».
Затем Геон выполнил ряд несложных манипуляций с графическими элементами интерфейса на полупрозрачном экране протографа, в результате чего на широком настенном экране, над камином, пылающим искусственным свечением, показались быстро сменяющие друг друга кадры первого видеоизображения. На стенах забубнили акустические панели, а комнату заполнил громкий и басовитый звук. «Уважаемые гости нашего скромного заведения! – раздавалось со всех сторон. – Благодарим вас, что пришли! Очень скоро состоится сеанс совместного мыслеобразного восприятия, поэтому не забудьте надеть ваши шлемы! Желаем вам приятных переживаний и ощущений!». На светящемся экране замелькал весьма подвижный мужчина в черном костюме с широкой белозубой улыбкой. Он выполнил несколько акробатических трюков, а затем мигом напялил на свою голову глянцевый белый шлем с длинным черным кабелем, торчащим сзади. Далее он начал проваливаться куда-то вниз, поочередно попадая в странные и необычные места: от инфернального котла, невысоко висящего над пылающим костром, вокруг которого танцевали уродливые мохнатыми существа, до небесного города небывалой красоты, парящего в безбрежной космической пустоте. И все это действо происходило под энергичное и весьма экспрессивное музыкальное сопровождение. Затем последовало несколько рекламных видеоклипов, посвященных различному бытовому оборудованию. Вначале на зрительском экране красовалась новая модель уборочной машины в виде небольшого упругого шара, внутри которого был установлен усовершенствованный модуль искусственного разума. После этого вдруг появился коричневый кожаный диван, плывущий по воздуху на магнитной подушке. А в заключении рекламной демонстрации на белом экране была показана новая модель гравимобиля с дополнительным компактным термоядерным двигателем, позволяющим достигать внушительных скоростей, а так же выбираться за пределы планет, ненадолго оказываясь в открытом космическом пространстве, благодаря полностью герметичному корпусу. Когда рекламный видеоряд завершился, свет в помещении погас. Большинство гостей тут же стихли, перестав переговариваться между собой.
– Сегодня я буду воспринимать произведение на слух, – сказал Геон, держа в руках белый глянцевый шлем для передачи мыслеобразов.
– Как пожелаешь! – буркнул Рувим. – Знаешь, мне тоже не требуется все-время смотреть в партитуру. – Мужчина откинулся на спинку кресла, размял кисти и пальцы рук, после чего надел транслирующий шлем на голову. – У меня все готово! Приступим?
– Запускай, – спокойно отозвался Геон, а затем выпрямил спину, опустил руки на колени и прикрыл глаза. Под шлемом зазвучал негромкий голос, который весьма неспешно читал текст из художественного произведения.
Роман повествовал об увлекательных приключениях одного незаурядного пилота межзвездного корабля, застрявшего в межгалактическом пространстве. В бумажном виде роман состоял из пятисот пятидесяти страниц, но в адаптированной для ментальной трансляции версии, произведение уместилось всего на нескольких бумажных листах. Благодаря этому сеанс сводился к двум, а иногда полутора часам непрерывного восприятия того, что представлялось в живом воображении двух людей, – чаще одного, – находящимися в проекционной комнате.
Геон неподвижно сидел в кресле с плотно закрытыми глазами, легко и непринужденно рисуя в своем воображении события, образы и действия из произведения, воспринимаемого им на слух. Возникающая картинка в его сознании, мгновенно передавалась по толстой связке проводов к посетителям, находящимся внизу, в комнате для трансляций. Разнообразные чувства и эмоции: от восторга, радости, легкой заинтересованности и неописуемого счастья, до печали, страха и гнева – все переживаемое Геоном, в точности передавалось по средством сложного технического оборудования в головы наблюдателей. Его напарник Рувим, конечно же, выступал здесь в качестве композитора и звукорежиссера. Находясь в своем в транслирующем шлеме с открытым прозрачным забралом, он смотрел на голографический экран настольного протографа и, слабо покачиваясь в кресле, что-то негромко напевал себе под нос. Он пристально вглядывался в прямоугольные блоки, представляющие из себя звуковые дорожки с записанными заранее фрагментами звучания тех или иных музыкальных инструментов. Рувим периодически то включал, то отключал их, при этом его тонкие пальцы искусно парили над поверхностью полупрозрачного изображения, будто бы он играл на невидимых клавишах фортепьяно. Благодаря его стараниям находящиеся в комнате наблюдатели могли не только ярко воспринимать и переживать в своем воображении ту мысленную картинку, которая поступала к ним из разума Геона, но и слышать насыщенное и яркое музыкальное сопровождение. Музыка симфонического оркестра лилась по толстым проводам и проникала прямо сознание и сердца людей. Большинство из них, очевидно, в самых эмоциональных и напряженных моментах мысленного восприятия буквально вжимались в свои кресла, крепко хватаясь руками за шатающиеся подлокотники.
К примеру десятилетний мальчик, пришедший сюда со своими родителями, мало того, что он периодически вздрагивал от переполнявших его эмоций и чувств, так еще он умудрялся изредка подпрыгивать вверх, сидя в кресле. А один из молодых парней, сжав в руках свой рюкзак, забавно и весьма эмоционально выкрикивал разнообразные междометия, а так же громко смеялся, энергично ерзая в кресле. В определенные моменты ментальной трансляции, люди находящиеся в комнате, порой напоминали участников какого-то безумного аттракциона. Порой казалось, будто они находились в рельсовых вагонетках и мчались на огромной скорости с многокилометровой высоты вниз, преодолевая опасные участки трассы и непрестанно заваливаясь то одну, то в другую сторону. И судя по всему, сеанс мысленной трансляции был крайне увлекательным не только для гостей, но и для самих ведущих, особенно для Геона. Работая со своим хорошо натренированным и от природы развитым воображением, он испытывал неподдельное удовольствие. Время от времени из под глянцевого шлема мелькала его кривая самодовольная ухмылка. Иногда во время сеанса он позволял себе немного расслабиться и, откидываясь на спинку старого кресла, устало покачивался: вперед, назад. Но когда приближался очередной сложный и динамичный момент, он становился крайне собранным и внимательным: немедленно выпрямлял спину и садился смирно, будто попал на экзамен к строгому преподавателю. Его напарник Рувим, обычно заранее готовил музыкальное сопровождение к предстоящему сеансу. Для этого он использовал метод мысленного чтения с партитуры. Этот метод заключается в подробнейшем представлении звучания каждого отдельного инструмента в своем воображении, после чего выполнялось сведение их воедино с помощью программной оболочки настольного протографа. Часто такой подход был более надежным и предпочтительным для него, поскольку прямая трансляция оркестровой музыки с партитуры, из воображения звукорежиссера, не редко влечет за собой большое количество недочетов и ошибок. Однако, пусть и довольно не часто, но все же бывали случаи когда Рувим делал исключение и работал непосредственно с нотной записью, с услаждением предъявляя возможности своего воображения и тонкого музыкального вкуса людям, пришедшим на сеанс. Обычно это происходило тогда, когда ему весьма приходилась по душе та или иная музыкальная композиция, и он буквально заучивал ее наизусть, детально представляя в своем воображении звучание каждого инструмента в партии и интуитивно сводя их все вместе, в единую мелодию. В первую очередь Рувим подробно прорабатывал в воображении звучание деревянных и медных духовых инструментов, немного позднее – ударных и смычковых, и в заключении – то, как они звучат вместе. После этой напряженной работы, обычно, все проходило замечательно, без каких-либо ощутимых изъянов и недочетов. В такие моменты мелодия буквально пульсировала в его сознании и, словно роскошный пестрый фейерверк, растекалась по проводам, попадая прямиком в сознание каждого человека, находящегося в комнате.
Иногда случалось, что после мысленных трансляций, в конце рабочего дня, Геон ощущал себя весьма подавленным и опустошенным. Впоследствии ему приходилось тратить дополнительное время на восстановление своих сил. Рувим же Артман, в отличии от него, занимался мысленными трансляциями довольно давно, поэтому с ним ничего подобного никогда не происходило. Искушенные и опытные в этой области специалисты, утверждают, что обычно спустя несколько земных лет, все негативные эффекты от подобного рода деятельности полностью исчезают, и практикующим трансляции больше ничего не грозит. Увлечение же Геона этим ремеслом было не столь продолжительным, как могло показаться изначально: он занимался мысленными трансляциями лишь около шести месяцев, однако, несмотря на такой весьма непродолжительный срок, у него отлично получалось.