Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Да вот, хочу тебе сделать подарок на память.
– С надписью? – догадался я.
В подъезде нужного нам дома висела небольшая эмалированная табличка: «Гравер во дворе». Рука с вытянутым, неестественно длинным пальцем указывала вниз.
Двор был маленький, квадратный, сдавленный со всех сторон высокими стенами домов. Небо, тоже маленькое и тоже квадратное, опиралось на выступы крыш. Под ногами, на белых керамических плитах, которыми был выстлан двор, хлюпала вода.
Я почувствовал сзади чей-то взгляд. Захотелось обернуться.
В подъезде, из которого мы только что вышли, широко расставив ноги и сложив руки за спиной, стоял человек в черном котелке и в пальто с широченными плечами.
Я выпрямился, шепнул Шандору в спину:
– Иди, не оборачивайся!
Он спокойно и неторопливо прошел к углу двора, где над лестницей, спускавшейся в подвал, висела точно такая же табличка, как на улице.
Мастерская была крохотной. Большую часть ее занимал узкий прилавок, за которым сидел рыжий, весь в веснушках паренек с большими торчащими ушами, похожими на звукоуловители.
– Ты гравер? – спросил Шандор.
– Ученик, благородный господин.
Рыжий паренек рассматривал нас с интересом. У него были глаза бездомной собачонки: любопытные, раболепные и наглые.
– Работу примешь?
– А какая?
– Вот. – Шандор вытащил зажигалку. – Выгравируешь надпись: «За нашу победу». И скрещенные мечи под ней. Только надо сделать сейчас. При нас.
– Хорошо, благородный господин.
Рыжий паренек принялся за работу. Только он почему-то то и дело стрелял глазами в сторону двери, словно ждал, что она вот-вот отворится.
И дверь действительно отворилась. По ступенькам медленно, даже величаво спустился тот самый, широкоплечий в котелке. Под рыхлым красноватым носом чернела квадратная щеточка усов. Держа правую руку в кармане брюк, он осторожно, боком приблизился к нам, неприятно ощупывая глазами лица.
– Уголовная полиция. – Двумя пальцами левой руки он на несколько секунд приподнял над нагрудным карманом удостоверение в прозрачном целлофановом футляре. – Прошу предъявить документы.
– В чем дело? – Шандор подал ему служебную книжку. – Какая-нибудь кража?
Сыщик ничего не ответил.
– Фабрика фальшивок! – неожиданно выпалил рыжий паренек и отшатнулся от прилавка, словно ожидая удара.
– Замолчи, бесенок! – прикрикнул на него сыщик. Он смотрел на свет страницы служебной книжки.
– Так. Спасибо!.. Теперь вас попрошу, если позволите, господин лейтенант.
Я вынул сначала пакет, положил на прилавок, потом удостоверение. Сыщик покосился на адрес, написанный крупным почерком лейтенанта Нема, взглянул на меня с некоторым почтением. Но тем не менее удостоверение мое проверил очень тщательно. Я стоял, весь внутренне напряженный. Водяной знак там был, это я знал твердо. Но сыщик мог обнаружить какие-нибудь неполадки в оттиске печати на фотокарточке.
Нет, обошлось. Вернул удостоверение, поклонился.
– Прошу прощения за беспокойство. Но вы сами должны понять, господа.
– Конечно, конечно! Если бы не вы и ваши коллеги, то в Будапеште, вероятно, отбою не было бы от жулья, – выдал Шандор тяжеловесный комплимент. – Закурите?
Он вынул портсигар.
– О! «Симфония»! Благодарю покорно!
Сыщик взял сигарету, закурил. Перегнулся через барьер, посмотрел на надпись, которую, сопя, вырезал рыжий.
– Ваш заказ?
Где-то в глубине его мутно-коричневых, словно взбаламученная лужа, глаз все еще копошилась, никак не желая уняться, опасная профессиональная настороженность. Что-то надо было сказать, что-то сделать, чтобы окончательно усыпить его инстинкт ищейки.
– Нет, – ответил Шандор, широко улыбаясь. – Мы из этой самой фабрики фальшивок. Зашли справиться, как дела, и попали в вашу ловушку.
Рыжий прыснул. Сыщик строго взглянул на него, потрогал свои жесткие усы.
– С вашего позволения, господин железнодорожник, я уже скоро четверть века в уголовной полиции. Заходит человек в дом – я сразу вижу: впервые он тут или не впервые. Роняет человек перчатку – и я сразу вижу: нарочно он или не нарочно.
Шандор рассмеялся:
– Ну и ловко, черт возьми! Он ведь и в самом деле нарочно.
– Мне показалось, кто-то крадется сзади, – признался я смущенно.
Ох, как теперь пришелся кстати мой стыдливый румянец!
– Красные агенты? – ухмыльнулся сыщик. – Сейчас они всем мерещатся.
– Вам часто приходится иметь с ними дело? – спросил Шандор.
– Нет, я ведь из уголовной. Воры, убийцы, фабриканты фальшивок. А красными политическая занимается, жандармы. Ну и, понятно, гестапо.
– Да, работенка у них сложная, что и говорить, – покачал головой Шандор.
Сыщик холодно посмотрел на него.
– Думаете? Не знаю, не знаю… Конечно, им почет, им уважение – красные! А вот пусть попробуют хотя бы самого паршивого рецидивишку накрыть. Ведь они тоже сами в руки не плывут. Как еще хитры! Да, в каждом деле свои тонкости, и, ей-богу, я очень сомневаюсь, сможет ли даже самый опытный политик вывести на чистую воду хотя бы такого вот, как его хозяин. – Он ткнул пальцем с золотым перстнем в сторону мальчишки.
– Или как тот врач, – тотчас же вставил рыжий, он только делал вид, что усердно работает, а сам внимательно слушал.
– Цыц, дьяволенок!
Сыщик докурил сигарету, швырнул на пол, раздавил подошвой и, кивнув нам на прощанье, вышел.
– Вот так они все, – Шандор говорил со мной, а глаза его косились на рыжего. – Все набивают себе цену. Зацепят кильку, а кричат: акула! Так, наверное, и с этим врачом.
Рыжий клюнул:
– Нет, благородный господин, он в самом деле известный грабитель. Чуть не двадцатку отсчитал за такие дела на Вацкой каторге. И документы все фальшивые. Они его прямо тут, в мастерской, опознали…