Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Правильно.
– А ты?
Мы как раз проходили мимо парикмахерской. Я нерешительно провел рукой по подбородку. Что там брить? Но не болтаться же на улице.
– Зайдешь за мной сюда.
Звякнул колокольчик над дверью. В пустом помещении тотчас же возникли двое в халатах. Один, с великолепной шевелюрой, взбитой над головой, помог мне снять шинель. Беспрестанно кланяясь и извиваясь всем своим тонким гибким телом, как червяк, посаженный на крючок, он усадил меня в кресло. Легким, едва уловимым движением провел ладонью по волосам:
– А ля фюрер? Или под фокстрот?
– Бриться.
– О! – В глазах у него на миг мелькнуло веселое удивление. – Как господину лейтенанту будет угодно.
Он быстро взбил мыльную пену и рукой стал размазывать по моим щекам. Я вздрогнул от отвращения. Рука была холодной, как лягушка.
– Почему вода не горячая?
– О! – Глаза у него округлились, и я понял, что снова влип, как тогда с единицами хозяйского сына. – Господин лейтенант употребляет при бритье горячую воду?
Отступать уже было поздно.
– Да, – бросил я небрежно, – привычка, с фронта.
– О! Господин лейтенант должен был предупредить.
Он вытер салфеткой мыльную пену с моего лица и выбежал из зала с медной чашечкой для воды.
– Господин лейтенант, вероятно, воевал в России?
Я обернулся. Второй парикмахер сидел, согнувшись, возле низенького столика со стопкой журналов и курил.
– Откуда вы знаете? – Я прикинулся удивленным.
– Горячая вода. У них там всюду так принято…
– Значит, вы тоже?
Он невесело улыбнулся:
– Мы с господином лейтенантом, можно сказать, земляки. Только мне меньше повезло. Видите?
Он поднял одну штанину. Ноги под ней не было – протез, окрашенный в розовый цвет, как кукла из папье-маше.
– Там забыл – видите, какая рассеянность. Город Россошь – знаете?.. А взамен тоже вывез привычку бриться с горячей водой. И еще очень хорошую русскую поговорку. Если бы мы знали ее раньше!
– Какую?
– Господин лейтенант понимает по-русски?
– Отдельные слова.
– Они говорят так: «На чужой каравай рта не разевай», – произнес он на ломаном русском языке.
– А что это значит? – опросил я.
– «В закрытый рот муха не залетит». – Он покосился на меня. – Или что-то подобное.
– Чем вам она так понравилась?
– При переводе многое теряется, – усмехнулся он. – По русски звучит гораздо лучше.
Вернулся второй парикмахер и приступил к делу. Взявшись двумя пальцами за мой нос, он сосредоточенно водил бритвой по подбородку, словно ей там действительно могло найтись серьезное дело.
Шандор появился, когда парикмахер уже кончил меня брить и с липкой настойчивостью навязывал какую-то жидкость от полысения.
Я рассчитался с ним, дал пенго на чай, и мы вышли.
– Все как будто чисто, – сказал Шандор. – Сделаем так. Сначала поднимусь я, потом, через несколько минут, – ты. Второй этаж, дверь прямо… Осторожно, там возле лифта злая собачонка. Беззубая, но взлаять может.
Он повернулся к подъезду. Я остановился возле витрины магазина, затем, обождав немного, последовал за ним.
У лифта, в будочке с большим окошком, над которым висела табличка с надписью «дворник», сидел парень в форменной фуражке фашистской молодежной организации «Левенте», совсем еще пацан. Увидев меня, выскочил из будки.
– Господин лейтенант, вы входите в дом, очищенный от евреев и их коммунистических приспешников, – громко доложил он, вытянув руки по швам.
От него здорово несло чесноком.
– Молодец! – похвалил я. – А много их было?
– Ни одного! – гаркнул он.
– Молодец!
– Выдержка! – ответил он нилашистским приветствием, вскинув правую руку.
Я прошел мимо него на лестницу – лифт не действовал.
В Венгрии нижний этаж называется фельдсинт – партер. Потом идет бельэтаж, или, как его часто называют, полуэтаж, а уж затем только начинается порядковый счет. Таким образом, второй этаж – по-нашему четвертый.
На площадке, почти незаметный в полумраке, меня ждал Шандор.
– Почему не зашел? – спросил я шепотом, чтобы не услышал тот, внизу.
– А вдруг ловушка?
Мы наскоро условились, как действовать, и он нажал кнопку звонка. В глубине квартиры послышались легкие женские шаги. Они приблизились к двери и затихли.
– Кто там?
– От господина Лайоша Варна, – негромко ответил Шандор.
Звякнула цепочка, повернулся ключ в замке. Мы увидели маленького роста хрупкую женщину, не старую еще, но с совершенно седыми, словно густо напудренными волосами. Черные, очень живые глаза настороженно взглянули на Шандора – меня она не заметила, я стоял в тени, чуть в стороне от двери.
– Вы от господина Варна?
– Да.
– Ко мне?
– Если вы Эндрене Алмади.
– Слушаю вас. – Она стояла на пороге, загораживая дверь.
– Здесь, на лестнице?
– Видите ли… – Она замялась. – Я вас совсем не знаю.
– Тетя Эржи!
Она замерла, пристально вглядываясь в лицо Шандора, и вдруг вскрикнула:
– Шаника! Ты?.. Господи! – она кинулась ему на шею. – Шаника! Шаника! Ну как же я тебя не узнала!
– Десять лет, тетя Эржи.