300 лет
Шрифт:
Иностранное имя ей дали на родине. В переводе на русский слониху звали «Ромашка». Точнее, «Маргаритка», поскольку ромашек в англоязычных странах не росло и соответствующего слова не существовало.
Дэйзи умела многое, не знакомое здешним слонам.
Помимо обычных слоновьих упражнений на тумбах, она вальсировала, делала ласточку и уверенно стояла на одной передней ноге.
Кроме того, терпеливые чехи научили Дэйзи играть роль примерной ученицы в зверином классе. Который состоял из вынесенных на арену парт, где сидели и лежали собаки, котики, обезьяны, свиньи и даже ослики.
А Дэйзи стояла у доски – в белом передничке и подобии коричневого школьного платьица, с бантами на ушах – и огромным мелком рисовала палочки, отвечая урок арифметики.
И делала это просто виртуозно.
Непринужденно и в то же время с той долей исконно слоновьей неуклюжести, которая заставляла все ряды лежать от смеха.
Довольно быстро сложилось так, что Дэйзи в любом представлении служила и гвоздем и основой программы: слоны открывали представление, слонами же оно завершалось.
А обучить зверье, игравшее пассивных учеников, нужному лаю и переворачиванию страниц, осталось простым делом техники.
И еще, слониха приносила цирку дополнительный доход. Дэйзи страшно любила гулять вокруг цирка; вероятно, этому ее научили в Чехословакии. Ведомая забавным Новаком, она шествовала медленно, останавливаясь у тележек с газированной водой. Рядом шагал цирковой фотограф, усердно щелкавший всех желающих – не только детей, но и взрослых.
Эта идиллия продолжалась до 1968 года.
Пока в Чехословакии не начались события – о сути которых в Москве предпочитали говорить шепотом, ощущая явную опасность перемен.
Хотя все знали, что русские танки наполняют дизельным чадом тесные пражские улицы, и их броне нипочем летящие из окон цветочные горшки.
Казалось, эти перемены никак не могут коснуться мирного и аполитичного цирка зверей, спрятавшегося в центре Москвы, черт знает за сколько верст от мятежной Праги.
Но все вышло иначе. Выяснилось, что какие-то родственники маленького кривоногого Новака замешаны в делах «антисоветского заговора». И объявленный «персоной нон грата», чех-слоновожатый был в двадцать четыре часа выдворен за пределы СССР.
Залевский пытался сопротивляться.
Написал везде, куда смог, что слон – непростое животное. Не собака и не лошадь, а особое существо с тонко организованной психикой. Что даже в родной Индии, в естественной природной обстановке, каждым слоном до самой его смерти управляет один и тот же человек. Проходя вместе с животным периоды жизни; становясь из мальчишки подростком, юношей, зрелым мужчиной и наконец стариком. Но составляя неразлучную пару. Лишить слона его вожатого означает нанести страшный стресс. После которого животное может долго не оправиться. И даже оказаться вообще непригодным к дальнейшей цирковой работе.
Все прошло втуне. Новак исчез, словно его не существовало. И Дэйзи осталась одна.
Ее, конечно, не бросили. Передали слоновожатому Фесунько. Этот невероятно опытный человек несколько лет числился в цирке, не имея реальной работы. Его прежний слон Атлет по причине старости был отправлен на доживание в зоопарк. Но Залевский правдами и неправдами сохранял лишнюю ставку вожатого, зная ценность Фесунько.
Наконец его час пришел.
Однако Дэйзи не собиралась забывать Новака. Своего действительно нового слоновожатого она просто не замечала.
Слониха тосковала по исчезнувшему чеху, как это делал бы разумный человек. И странно было видеть такое со стороны животного.
Даже Залевский, хорошо знавший повадки цирковых зверей – от крыс до бегемотов – оказался в тупике и не знал, что предпринять.
Потому что реальность превзошла худшие ожидания.
Слониха Дэйзи не просто перестала работать.
Она объявила голодовку И всем видом показывала, что сама жизнь сделалась ей безразличной.
День-деньской она тупо стояла в своем отсеке. Ей меняли кипы любимых березовых веников. Дэйзи их не замечала.
Фесунько выводил слониху на прогулку. Повторяя маршрут, привычный с Новаком. Дэйзи шла, как сомнамбула, ритмично покачивая хоботом.
Абсолютно отстраненная от мира и равнодушная к его проявлениям.
Через некоторое время слоновожатый сказал директору, что слониха теряет в весе: ведь она уже много дней ничего не ела. И почти не пила.
Залевский не знал, что делать.
Бухгалтерия настойчиво предлагала избавиться от нерентабельной слонихи.
Директор сопротивлялся. С одной стороны, ему было жаль отправлять такую артистку в зоопарк, где остаток жизни ей придется махать хоботом, ловя бросаемые конфетки.
А с другой…
Он знал, что если Дэйзи ничего не ест в привычном цирке – значит, та же картина повторится и в зоопарке. И там она просто тихо угаснет, окруженная чужими равнодушными служителями.
Спасение пришло внезапно.
И с совершенно неожиданной стороны.
Неделю принципиально не притрагиваясь к веникам, Дэйзи здорово оголодала. И подчинясь зову организма, стала наконец грызть деревянную загородку. Как какая-нибудь лошадь.
Ей не мешали. Надеясь, что хоть это занятие выведет ее из ступора.
Но когда толстая опорная балка уже грозила переломиться и рухнуть, позвали циркового плотника Александра Даниловича.
Который работал тут давным-давно – с послевоенной поры. Добродушный, абсолютно лысый, и с густой окладистой бородой. И не обижался, когда порой кто-нибудь с сарказмом именовал его «светлейшим князем» по ассоциации с одиозным сочетанием имени и отчества.
Неся на плече свежеструганный душистый брус, плотник явился в слоновник.