37-й пост
Шрифт:
– Кто хочет пожрать?
– это Коцюбинский.
Он демонстративно вытаскивает из мешка банку тушенки и вспарывает ее ножом, потом поддевает острием куски мяса и начинает жевать. Я замечаю, что не смотря на наигранность, его глаза все же шарят по дороге и горам.
– Ну духи берегитесь, - язвит Джафаров, - сам Коцюба заряжается, готовиться менять новые штаны.
– Джафаров, ты мне надоел.
– Ешь, ешь, салага. Это я не я тебе надоел, это тебе подлая мыслишка надоела, а вдруг, зараза, пальнет вон из-за того камня.
И тут банка вылетает из рук Коцюбинского на шоссе.
–
– С машины.
Солдаты попрыгали с еще не остановившегося БТР. Мне пришлось рвануть врачиху и мы вместе катимся с брони на мелькающую дорогу. Слышен грохот впереди и сейчас же барабанная дробь сотрясла бронь нашей машины. Мы лежим у камней. Я зажал Ковалеву к выемке дороги и пытаюсь оглядеться. Впереди дымит танк, но по интенсивной стрельбе ясно, что кто то из экипажа жив. Разведочного БТР не видно, видно его пропустили вперед, а врезали по нам... Наш БТР прижался к левой стороне дороге и стрелок башни ввязался в перестрелку. Солдаты разбросаны по дороге сзади. Кое кто постреливает из автомата. Но вот у обочины замечаю неподвижное тело. Сзади колонна стоит и тоже отстреливается.
– Ты как?
– поворачиваюсь к Ковалевой.
– У меня колени...
– Лежи тихо.
Я перебежкой пересекаю шоссе и оказываюсь за корпусом бронетранспортера. Здесь так же лейтенант Петров.
– Хреново дело, командир. Духи опоясали почти трехсот метровый участок подъема.
– В противоположной стороне никого нет?
– Нет.
– Эй, - стучу по броне, открой дверь.
Испуганный радист открывает двери.
– Передай заднему танку, пусть шпарит по гряде, как только мы переедем на другую сторону дороги. Шофер, ползи осторожно вниз и прикрой врачиху, потом возвращайся на эту сторону.
БТР пятится назад и корпусом прикрывает Ковалеву. Я за шиворот тащу ее из лунки.
– Уходим, сейчас на это место посыпятся камни. Лезь в машину.
– Я не полезу туда, с испугом говорит она.
– Тогда перебегай вместе с машиной.
БТР медленно переезжает на другую сторону дороги, я почти тащу Ковалеву на себе, прикрываясь его броней. И тут же грохот о броню усилился, мы отстреливаемся из автоматов и вдруг раздается противный свист и с грохотом на дорогу падают камни. Стрельба сразу прекратилась. Еще один взрыв на гребне, мы сваливаемся к колесам БТР. На нас сверху сыпятся камни и песок. Пыль медленно садится и тут мы видим, как по гребню кое где мелькают маджохеды, Еще один разрыв на гребне, впереди машины вместе с камнями на шоссе скатывается маленький человек. Он пытается встать и тут же падает обратно. Вспыхнула стрельба сзади нас, лопнула граната и вдруг все стихло. Лейтенант Петров подходит к лежащему маленькому человечку, тот отрывает голову и они смотрят друг на друга. Петров поднимает автомат и с выстрелом тело подбрасывает. Я подхожу к нему. В лоб убит мальчик.
– Не слишком...
– Нет. Ты не представляешь, старлей, сколько мы натерпелись от таких мальчиков с автоматами. Один такой проволокой руки и ноги пленным скручивал.
– Свяжитесь с нашим разведчиком. Цел ли он? А потом посмотрим, что с танком.
Танк накрылся. Два человека копошатся у гусеницы, раскладывая тела людей.
– Костров...
Грязный от копоти офицер выпрямился передо мной.
– Товарищ старший лейтенант, один убит, один ранен. Машина повреждена.
– Как ты?
– Только ушибся.
– Сейчас врачиха придет сюда.
– Понимаешь, - он чуть не плачет, - главным делом я его видел... Ведь смог среагировать... развернуть башню..., но... как паралич... Он первый, прямо в упор из-за камня...
– Брось себя винить. Ты шел первым, а первым всегда достается.
– А как у вас?
– Похоже один убит тоже, а вот сколько раненых еще не знаю.
– Я думал у вас хуже. Весь огонь БТР принял на себя.
– Задний танк спас...
– Разведчик цел?
– Цел.
– Я понял.
К нам подбежала Ковалева и тут же опустилась на колени перед лежащими.
Колонна подтягивается к нам. Подбегает Хворостов.
– Костров, жив дружище...
– Жив...
– Хворостов, как у вас дела?
– спрашиваю я.
– Пока двое раненых. Это не считая потерь с вашей машины. И еще попался в плен раненый дух.
Ковалева поднимает голову.
– У нас одного зацепило, один убитый, остальные с ушибами.
– Итого двое убитых, четверо раненых и разбит танк. Многовато, а нам еще ехать и ехать... Хворостов давай сюда духа и переводчика. С ним то все в порядке?
– Я сейчас.
Хворостов побежал вдоль колонны.
Мне приводят маджохеда согнувшегося от боли. Пуля попала ему в живот и он все время сгибается и подвывает. Прибежал без шапки мальчик переводчик.
– Спроси его, - киваю на пленного.
– Какой полевой командир командовал здесь?
Мальчик быстро заговорил и дух чуть выпрямился.
– Он все равно умрет и просит русского командира оставить его умирать здесь у дороги.
– Оставлю, но только после того как он ответит на несколько вопросов.
– Он говорит, что полевые командиры на этой дороге не хотят вступать в бой с русскими, что это добровольцы, которые под руководством родственника Максуда, Исмаила хотели задержать вас до прибытия главных частей, которые двигаются за русскими.
– Дух, тоже доброволец?
– Доброволец.
– А где сейчас Исмаил?
– Ушел в горы.
– Значит за нами идет Максуд?
– Да.
– Положите его здесь у дороги. Все равно умрет.
– Если он не врет, - замечает Хворостов, - то главная опасность сзади, а не спереди.
– Она везде. Плохо быть последним.
Теперь мы едем почти первыми, впереди лишь маячит разведчик, оторвавшись от колонны метров на сто. На броне нет раненого, который стеснялся Ковалевой, он убит и теперь лежит в одном из грузовиков. Прижавшись к башне, сидит Джафаров, его левая рука в шине. При прыжке с БТР он упал на камни и сломал руку. У Коцюбинского вся щека рассажена об камни, докторша замазала все йодом и теперь подсохшая кровь, создала из лица маску урода. Как я не гнал Ковалеву на другие машины, она все равно едет с нами, также поджав колени и прижавшись к другой стороне башни. Здесь же сидит и бывший пленник лейтенант Петров. Этот держится на стреме, крепко держа в руках автомат. Из бывшего состава нет также другого легко раненого, я его отправил на другие машины.