A and B, или Как приручить Мародеров
Шрифт:
— С чем ты хочешь чай? — ласково спросила она.
— С малиной, лимоном и имбирем.
— Извращенец, — хмыкнула Меда.
Сириус только пожал плечами и оглянулся на друзей. Как оказалось, очень вовремя.
— Эй-эй-эй! Эта подушка вышита вручную, она не для ног, Спринклс!
— Вы друг другу подходите, — пробормотала Меда себе под нос.
— Что-что?
— Сделай вид, что ничего не слышал, а я сделаю вид, что ничего не говорила, — она улыбнулась уголком губ.
— Так-то лучше. Беата, чтоб Мерлин забрал твои подштанники! Положи хрустальный кувшин на место!
—
***
Гроза прогрохотала над Блэкширом, разразилась молниями и густым ливнем, побушевала и двинулась дальше. Закат смазался тяжелыми рыхлыми тучами, так что ранние сумерки были едва отличимы от поздней ночи.
— Красиво? — Ремус подступил к Эмили совсем близко и осторожно положил руку ей на плечо.
Из индийской гостиной они поспешно сбежали, оставив шумную компанию посреди разноцветных подушек с кисточками, вышитых ковров и золоченных статуэток. Андромеда без труда подыскала им отдельную комнату, оказавшуюся на поверку в два раз больше привычной общей спальни. Меж двух стеклянных дверей, ведущих на длинный балкон, распростерлась, в прямом смысле, огромная кровать. Квадратная, укрытая белоснежным пуховым одеялом, с россыпью лиловых и голубых подушек. Трюмо с изогнутыми ножками стояло сбоку, рядом с резным сундучком из белого дерева. Еще одна дверь на противоположной стороне комнаты вела в гардеробную сопоставимых размеров, а вторая в купальню — большой каменный бассейн, как в ванной старост.
— Здесь красиво, — наконец сказала Эмили, вдыхая густой еловый запах. — Я думала, это будет большой мрачный дом из дерева, камня и со скучными гобеленами. Но он… разноцветный. Каждая комната — новый мир.
— Никогда не бывал здесь. В этой комнате, я имею в виду. В прошлый раз я видел бордовую спальню — она вся будто пропитана кровью и нездоровой страстью. В ней спит Блэк. Еще мы ночевали в желтой гостевой комнате — там круглые трехъярусные кровати и сияющие рыжим стеклянные шары вместо ламп.
— Джеймс?
— Да, — Ремус усмехнулся. — Это его вотчина. А Питер любит чердак, ты не видела чердак Блэкшира? — Эмили отрицательно помотала головой. — О… Это шедевр, каждый должен побывать там. Вместо обоев — колдографии Парижа, Венеции, Барселоны, Лондона, Нью-Йорка, Рима… И множество бесформенных подушек, на которых можно сидеть и думать, будто ты оказался в центре всех дорог. Еще стеллажи с винами…
— Это конечно главное, — фыркнула Эмили.
— …и коллекция колдографов. Каждый из своей страны.
— Альфард Блэк был малость чокнутым.
— Сириус любил его.
— Почему тогда Альфард не сумел объяснить племяннику, как нужно себя вести, чтобы не стать изгоем в собственной семье? Он ведь… он сумел остаться собой и при этом не рассориться с семьей в пух и прах.
Ремус только пожал плечами.
— Альфард был началом. Он один из первых в семье почувствовал лживость и несостоятельность чистокровной философии, но он поступил на Слизерин, и его выходки терпели. И потом, ни его мать, ни отец никогда не сравнятся с Вальбургой. Она пыталась сломать Сириуса и сделала только хуже. Он сорвался с цепи. Хотя они могли бы помириться, будь она хоть каплю мягче.
— Сейчас уже поздно
Эмили помолчала, плотнее прижимаясь к Ремусу спиной и рассеянно размышляя о том, как долго продлится их счастье.
— Орден Феникса, — наконец тихо спросила она. — Расскажи мне про него.
Ремус дернулся, вздохнул, продолжая смотреть на медленно уползающие вдаль тучи, и сказал:
— Просто партизанская организация для борьбы с Лордом.
— Почему этим занимаетесь вы? — Эмили попыталась развернуться и требовательно заглянуть ему в глаза, но он крепко обхватил ее руками, прижав ее спиной к себе.
— Потому что кто-то должен. Если все будут сидеть в своих скорлупках и с ожиданием смотреть на Министерство, ничего не изменится. Каждый, кто не согласен с действиями Пожирателей, должен сделать хотя бы что-то. Потому что надеяться друг на друга — все равно, что распахнуть перед Волдемортом ворота своего дома и пригласить его войти.
Ремус как-то неожиданно оказался выше и сильнее, и его дыхание щекотало Эмили кожу. Она совсем не могла сосредоточиться на его словах, все сильнее обмякая в объятиях.
— Ты же не можешь представить, чтобы Джеймс или Сириус решили отсиживаться за чьми-то спинами, да? — вопрос был риторическим, и Ремус не ждал ответа. — Вы с Беатой и сами полезли обследовать тело той… той девочки, несмотря на риск. А Дамблдор просто не может остаться в стороне. Будь на его месте, я бы сошел с ума от той вины, что он должно быть испытывает. Том Реддл учился под его началом, а он просмотрел.
— Он не мог знать всего и не мог предугадать.
— Я читал хроники Хогвартса, — руки Ремуса опасно заползли Эмили под водолазку и обустроились на ее животе. Они были шершавыми, теплыми и вели себя совершенно безнаказанно. — Говорят, во времена учебы Реддла в школе, была открыта Тайная Комната. Том был одним из косвенных подозреваемых, но никто не пожелал внять фактам и обвинить столь блестящего ученика, ведь он был старостой школы. Дамблдор видел это, должен был понять, насколько тот опасен, но понадеялся на лучшее.
Солнце закатилось за горизонт, осветив напоследок мир сочащимися алым лучами, и тут же по всему Блэкширу распустились желтые огоньки фонарей. Это было упоительно красиво, словно множество огромных светляков заполонили ночь, разгоняя мрак и холод.
— Я не осуждаю Дамблдора, — лениво произнесла Эмили, не понимая, почему они вообще разговаривают о Дамблдоре в такой момент. — Просто не хочу оставаться в стороне. Хочу вступить в Орден.
Руки Ремуса пришли в движение, и Эмили твердо уверилась в том, что они совершают вредительскую акцию по уничтожению ее самоконтроля.
— Нет, — очень тихо и как-то до неприличия жарко прошептал ей Ремус в ухо.
— Ты меня не отго… гово… ришь, — получилось совсем неубедительно, и последняя линия обороны рассыпалась в пыль.
— Мы с тобой не обсуждали то, что случилось тогда, — голос Ремуса на секунду стал виноватым, но всего лишь на секунду. В нем опять зазвучали завораживающие Эмили звериные нотки. Эмили нравилось, когда он говорил так, и она отказывалась признаваться себе, что ей нравится ощущать себя слабой рядом с ним.