A and B, или Как приручить Мародеров
Шрифт:
— Я обещаю тебе, — низким спокойным голосом произнес Ремус, и в глазах его загорелся странный огонь, — что ни она, ни этот слизеринец больше никогда не ступят ногой в твой Лес. И, если я нарушу свое обещание, я смиренно приму наказание от тебя, Анкий.
Кентавр удивленно приподнял голову, с интересом разглядывая человека, а затем разразился странным смехом, отдаленно напоминающим лошадиное ржание:
— Эта девчонка… знает? – глаза кентавра сверкали. – Или нет? Нет? Так я и знал! Что ж… доброго дня тебе, Ремус! Я принимаю твое обещание!
И с этими словами кентавр резко развернулся и скрылся в гуще Леса, лишь перестук копыт был слышен еще некоторое время, но затем стих и он. Ремус устало вздохнул, потирая виски.
— А…
— Давай потом, Эмили, ладно? – устало отозвался Люпин. – Или мне лучше называть тебя «Амэл»?
С этими словами парень развернулся и пошел обратно, направляясь к выходу из Леса. Благо, запах людей еще не выветрился, и он без труда находил дорогу. Регулус и Эмили, не решаясь произнести ни слова, поспешили за ним. У кромки Леса, Регулус пробормотал что-то вроде: «Ну ладно, вы тут сами… пошел я, в общем» и унесся на всех парах по направлению к Хогвартсу. Люпин только задумчиво посмотрел на небо, еще более потемневшее и тяжелое, чем около часа тому назад.
— Ремус…
— Теперь и у тебя, и у меня есть тайна, Эмили. Так что, мы квиты, — спокойно отозвался парень.
Эмили закусила губу, глядя на Люпина, в ее голове происходила напряженная мысленная борьба. Наконец, девушка на миг прикрыла глаза, а затем, собравшись с духом, произнесла:
— Я думаю, что кое-кто… хочет меня убить.
Ремус закашлялся, ошеломленно переводя взгляд на подругу. Хуже всего было то, что ее глаза были совершенно серьезны, и Люпин не знал: то ли она свихнулась, то ли это правда, и что из этих двух вариантов хуже.
— Эмили, ты… с тобой все в порядке? – Ремус подозрительно прищурился, наблюдая за девушкой.
— Я не сумасшедшая, Ремус! Возможно, я слишком жестко выразилась… — Паркер вздохнула. – Не убить, а, скажем, как минимум, отправить в больничное крыло.
— Уже лучше. У тебя есть, гм… аргументы? Доказательства?
— Меня преследуют, — мрачно отозвалась Паркер, — мои вещи пропадают, утром в своем чае я обнаружила Веритасерум. Вернее, не я обнаружила, а Беата, когда поняла, что на все ее вопросы я отвечаю с поразительной честностью.
Эмили поморщилась, вспоминая, как подруга, не преминув воспользоваться ситуацией, начала расспрашивать ее о Ремусе. Разговор обещал закончиться очень плачевно, ибо Паркер не любила откровенничать, но ситуацию спас Северус, собравшийся выйти из Большого Зала, а Беата просто не могла бросить его на произвол судьбы и отправилась за ним в качестве то ли конвоя, то ли эскорта.
— Потом, — продолжила девушка, — кто-то заколдовал мои книги, и одна из них чуть не откусила мне палец.
— Быть может, это была Беата? – хмыкнул Ремус, вспоминая проделки слизеринки.
— Я подумала об этом, но, — Эмили показала парню свою перебинтованную руку, — это
— И у тебя есть подозрения, кто это может быть? — Эмили в ответ лишь задумчиво взглянула на Ремуса, закусывая губу. – Брось, мне-то ты можешь сказать!
— Это Малфой, я думаю, — осторожно произнесла она.
— Малфой? – Люпин удивленно приподнял брови. – Зачем ему это?
— Это же очевидно, Рем! Скажи, пожалуйста, есть ли в Хогвартсе хоть один человек, который не подумал бы на нас с Беатой, увидев подпись АВ? Вот именно, — кивнула Эмили, заметив задумчивое выражение Люпина. – Наверняка Малфой думает, что это была я — там, у Озера.
— Неужто у тебя есть причины для подобной мести? – Люпин попытался уменьшить беспокойство подруги, но, судя по всему, только еще больше усугубил ситуацию. Эмили нахмурилась и неопределенно пожала плечами:
— Не то чтобы у нас с ним хорошие отношения. У нас с ним были разногласия… давно.
— То, что вы друг друга недолюбливаете…
— Я не недолюбливаю его, Ремус, — мягко остановила Люпина девушка. — Я ненавижу его.
Парень застыл, не зная, что и сказать. Голос Эмили пробрал его насквозь, такой обманчиво мягкий и тихий, но наполненный леденящей, всепроникающей, воистину — самой черной злобой.
— И ты видела, как он преследует тебя? – осторожно спросил Люпин, наконец отважившись нарушить напряженное молчание.
— Не совсем… Скорее, это был волк или собака, или… — девушка замолчала, странно вздрогнув.
— Или кто? – несколько тускло спросил Ремус, тут же подумав на оборотня, то есть, – на самого себя. Но полнолуние было давно. Не превращается же он, сам о том не зная, посреди бела дня? Это было бы слишком. Быть может, только если Бродяга неудачно столкнулся с Эмили…
— Неважно, какой-то жуткий зверь, — прервала его размышления девушка. Но Ремус чувствовал – что-то она недоговаривает.
— И? Почему ты не попросила о помощи Беату? Или меня, по крайней мере? Почему Регулуса? – Люпин почувствовал, как странное жгучее чувство то ли раздражения, то ли злости наполняет его.
— Тебя? Извини, но мы с тобой не разговариваем, если ты помнишь. Ну, не разговаривали, по крайней мере, до сегодняшнего дня. А Беата… Скажем, у нее есть некоторые предрассудки.
— Беата боится волков? — удивленно спросил Люпин, слегка остывая.
— Беата боится оборотней, — хмыкнула Паркер, заставляя Ремуса непроизвольно вздрогнуть. — Я не знаю корней этого страха, а она в ответ всегда очень ненатурально ухмыляется и говорит, что это — психологическая травма детства. Поэтому, если хочешь выбрать ночь, когда ты точно не встретишь ее за пределами гостиной — это за три дня до и после полнолуния. Ну и во время, конечно, тоже. В общем, как только я сказала ей о волке, она сразу подумала о самом худшем.