A and B, или Как приручить Мародеров
Шрифт:
— Питер? Говорит, что это наше личное дело, и что он считает, что хуже мы от этого не становимся, только воняем противно, — парень ухмыльнулся, затягиваясь и выпуская изо рта изящное колечко дыма. Вращаясь и покачиваясь, оно взлетело чуть выше и переплелось с дымной спиралью, выпущенной Беатой. Оба совершенно одинаково усмехнулись.
— И почему я постоянно впутываюсь в откровенные разговоры то с Паркер, то с тобой?
— Карма у тебя такая, Блэк. Не хочешь пойти работать Целителем Душ? — Беата безмятежно взирала на Сириуса, не давая понять — говорит ли она серьезно или шутит.
— Э… нет, в смысле — не знаю. Я еще не определился с будущей профессией.
— И я. Ничто из того, что приходит в голову, не разгонит мою вечную скуку, — Беата, прищурившись, проследила глазами яркую вспышку на небе и след, прочерченный падающей звездой.
— Именно, Спринклс. Ты чертовски права, — Блэк кивнул, только потом осознавая, что только что согласился со слизеринкой, но, решив не заострять на этом внимания, отогнал мысль в сторону.
— Я пойду спать, Блэк, — вдруг отозвалась Беата, стряхивая пепел в траву. — И помни — хоть одна живая…
— Я понял, понял! Пустых тебе коридоров, Спринклс, — Сириус ухмыльнулся, поднимая руку в прощальном жесте.
— Спящего тебе Филча, Блэк, — усмехнулась в ответ слизеринка.
Так они и разошлись: Сириус остался стоять на месте, бездумно смотря на звезды и думая о том, что Спринклс оказалась не такой уж и противной для слизеринки, а Беата направилась в свои подземелья, отметив про себя, что Блэк на ее памяти оказался единственным парнем, с которым ей не было скучно после проведенной совместно ночи, ну или хотя бы ее части. Через минуту оба вздрогнули, осознав, о чем они только что подумали и тряхнули головой, отгоняя несвойственные им мысли.
Но где-то на задворках сознания осталось крохотное воспоминание о том безумном смехе посреди ночи на поле для квиддича с поломанными метлами в руках и странное ощущение умиротворенности, которое возникает в те моменты, когда ты, наконец, находишь человека, который тебя понимает.
Кто знает, к чему все это приведет?
========== Глава VII: Небольшое Путешествие ==========
Спальня Гриффиндора, раннее субботнее утро
В голове Лили Эванс, тоскливо уставившейся в окно, роились странные, чуждые ей мысли. Она думала ни о чем ином, как о любви. Вернее она пыталась понять, что это такое — любовь, и как именно отличить ее от простой привязанности, влюбленности или же обыкновенной симпатии. Извечный вопрос.
Ветер за окном все больше набирал силу, раскачивая верхушки деревьев, заставляя тех щедро стряхивать листья на холодную и сырую после дождя землю. Проснувшись ранним утром, Лили, мрачно взглянув в окно, уже было подумала о том, чтобы отменить поход в Хогсмид с Северусом и остаться в замке, устроившись где-нибудь в уютной нише на пятом этаже с книжкой и кружкой чая в руках. Но, решила она, в замке их обязательно достанут мародеры. Прошло уже чуть больше недели с тех пор, как она и Северус начали постепенно сближаться. Сначала этот неожиданный разговор, потом несколько посланий друг другу, затем самая настоящая ежедневная переписка, заставившая Лили осознать, насколько сильно она все-таки скучала по своему другу, и вот, наконец, их первая встреча, состоявшаяся пару дней назад. Они лежали на берегу Черного Озера, задумчиво уставившись на проплывающие над ними облака и, как когда-то давно, пытались придумать анимагическую форму для каждого ватного сгустка, плывущего по небу.
Для полного счастья ей не хватало только поездки в Лондон. Как-то так сложилось, что каждые первые пару месяцев в учебном году, ей требовалось немалое количество времени, чтобы привыкнуть к этому закрытому пространству и невозможности просто выбежать на
Единственным минусом во всей сложившейся в ее жизни идиллии были Джеймс и Сириус, которые, сразу заметив неожиданное сближение Лили и слизеринца, будто слетели с катушек. За последние пару дней не было ни одного момента, когда они не поджидали бы Северуса за углом — выходил ли тот из Большого Зала, своей гостиной или же с уроков. Беата, быстро смекнувшая что к чему, теперь неотступно следовала за ворчащим слизеринцем, эффектно похрустывая костяшками каждый раз, когда проходила мимо мгновенно мрачнеющих мародеров. Последние не решались связываться со Спринклс, прекрасно понимая, что Беата, в принципе не имеющая никаких тормозов, без лишних размышлений может пальнуть в них каким-нибудь темным заклятием и свалить раньше, чем появятся преподаватели и мадам Помфри.
Все эти мысли вращались в голове Эванс, но, как только она взглянула на прикроватный столик, к ним прибавилось еще немного головной боли.
На тумбочке лежал великолепнейший букет ее любимых ярко-голубых гортензий. Она обнаружила их утром – сразу же после пробуждения. Пышные, дивно пахнущие цветы будто излучали особенное мягкое сияние. “Мерлин, какая красота”, — подумала Лили, нетерпеливо приподнимая букет и зарываясь носом в мягкие лепестки. Записка, спрятанная меж стеблей, упала прямо ей на колени. Девушка, недолго думая, схватила ее, ожидая увидеть знакомый угловатый и косой почерк Северуса, но, вместо него, мягко подрагивая, будто живые, на бумаге сияли буквы. Этот почерк был совсем иным — крупным, размашистым и резким, и девушка узнала бы его из тысячи. Из тысячи тех писем, что Джеймс Поттер прислал ей за все годы обучения в Хогвартсе. «С добрым утром, милая Лили», — гласила надпись.
— Как он узнал? — мрачно пробормотала она себе под нос, впрочем, не очень успешно скрывая улыбку.
— Ух ты! — раздался рядом восторженный голос проснувшейся Марлин. — Кто это такой ушлый?
— Поттер, кто же еще… — слегка скривившись, ответила Лили. — Ума не приложу, откуда он узнал, что гортензии — мои любимые цветы, причем именно такого цвета.
— Ну, подруга… — насмешливо протянула МакКиннон. — Это же Поттер! Не удивлюсь, если он знает, какого цвета твое нижнее белье.
Гриффиндорка весело расхохоталась, без труда уворачиваясь от тяжеленого тома по травологии, пролетевшего над ее головой.
— Не говори такие гадости! — возмущенно воскликнула Лили, отчего-то ярко покрасневшая. — Фу! Я, как это представлю…
— Ммм… уже представляешь себя и Джеймса…
— Марлин! — праведно возопила Эванс, почти пылая, то ли от ярости, то ли от стыда.
Подруга, посмеиваясь, удалилась из спальни, перекинув через плечо полотенце и захватив зубную щетку, напевая себе под нос что-то вроде “Тили-тили тесто, жених и невеста…”
И вот теперь Лили безуспешно пыталась разобраться в жутко переплетенном клубке чувств, страхов и эмоций, забивавших ее голову и сердце в придачу. Северус — ее друг детства, единственный, пожалуй, во всем мире человек, способный понять ее с полуслова, что бы с ней не произошло. Джеймс – задиристый и самодовольный, но всегда бесконечно лучезарный, будто вся грязь и вся боль просто стекали с него, неспособные удержаться на столь солнечном и открытом человеке.