А может?..
Шрифт:
— Мы сделаем всё, что в наших силах, — тихо, но твёрдо сказал врач. — Сейчас многое зависит от него самого.
— Может быть, нужны какие-то лекарства? — тихо спросила девушка.
— Ничего не нужно, госпиталь располагает всеми необходимыми препаратами, — заверил Клэмптон. — Просто… Будьте сейчас рядом с ним. Поддерживайте. Разговаривайте. Держите за руку. Ему сейчас это очень нужно.
— Он… Знает о диагнозе? — несмело спросила Никки.
— Нет. Я мог бы ему рассказать, но думаю, что Вы сможете лучше подобрать такие слова, которые не вселят
— Доктор… Можно к нему? — робко спросила Никки.
— Сейчас он находится в палате интенсивной терапии, вход родственникам туда не запрещён, — отозвался врач. — Пройдёмте, я проведу Вас туда.
С этими словами Клэмптон махнул рукой в сторону двери и провёл Никки через несколько этажей к отделению интенсивной терапии.
Когда Никки зашла в палату, она ощутила сильное чувство страха и тревоги за любимого человека. Она почувствовала, как руки похолодели.
Йен находился в палате один. Он лежал, раздетый по пояс, на специальной массивной больничной койке. К его груди были прикреплены электроды, с помощью которых специальные аппараты отслеживали его слабое сердцебиение. В руках было несколько игл от капельниц, из которых поступали различные препараты. В носу — трубки от носового ингалятора. Сам Йен был ужасно бледен, дышал неровно и прерывисто. Его губы приобрели синеватый оттенок. Никки захотелось плакать: от того здорового, крепкого мужчины, который был с ней ещё несколько дней назад, не осталось и следа.
Йен лежал не шелохнувшись, и глаза его были закрыты, но когда Никки зашла в палату, он резко открыл их.
— Привет, — прошептала Рид, сев около Йена и взяв его за руку.
— Ты совсем сонная, — слабо сказал он. — Тебе бы поспать…
— Совсем нет, — ответила Никки. — Я не хочу спать, честно.
— Твои глаза говорят об обратном.
— Глаза могут врать.
Йен слабо рассмеялся.
— Но не твои.
Никки едва улыбнулась.
— Как ты?
— Догадываюсь, — усмехнулся Сомерхолдер.
— В смысле? — непонимающе спросила Никки.
— Сколько мне там осталось? — слабо спросил Йен. — Неделя? Две?
— Что ты такое говоришь, — пролепетала Рид, сильнее сжав его руку. — Кто сказал тебе такую чушь?
— По взглядам медсестёр и врачей всё ясно, — с усмешкой слабо ответил Йен. — На меня с такой жалостью ещё никто не смотрел. Да и инфаркт миокарда в тридцать шесть лет вряд ли сулит что-то хорошее. Кроме того, я слышал разговоры врачей. В этом госпитале я стал звездой — с таким сердцем, говорят, не живут.
— Выкинь все эти мысли из головы, — требовательным тоном сказала Никки.
— Я слышал о какой-то операции…
— Врачи возьмутся за неё, — ответила девушка. — Всё будет хорошо, слышишь?
— Всё равно невозможно знать, когда сердце остановится, — прошептал Йен. — Теперь уже от меня ничего не зависит.
— Наоборот! — воскликнула Рид. — Доктора сказали, что тебе необходим позитивный настрой. От этого зависит удачный исход операции. Йен, мысли —
— Я люблю тебя. — тихо сказал Йен. — Пожалуйста, не оставляй меня. Мне… Мне действительно страшно.
— Я здесь.
Никки наклонилась к Йену и легонько коснулась губами его лба. Она пыталась подбодрить Йена и вселить в него надежду на лучшее, но в душе чувствовала невероятный страх за него. Сейчас она готова была молиться любым богам, чтобы врачам удалось стабилизировать состояние Йена и подготовить его к операции. О том, что однажды этого человека может не стать в её жизни, она не хотела даже думать.
О том, что Йен попал в больницу с таким серьёзным диагнозом, почти сразу же узнали Кэндис и Джо и уже вечером того же дня приехали к нему. Сомерхолдер почти ничего не ел — питание осуществлялось внутривенно, препараты были не нужны, а потому ничего привезти ему ребята не смогли — теперь в их власти было только помочь ему своим присутствием и постараться вселить в друга веру в лучшее.
Так как Джо и Кэндис приехали ближе к вечеру, то долго пробыть у Йена они не смогли — врачи требовали, чтобы родственники покинули палаты до семи часов. У Джо начал звонить мобильник, и он вышел в коридор, на всякий случай заранее попрощавшись с Сомерхолдером и оставив их с Кэндис наедине.
— Тебе идёт, — улыбнулся Йен, увидев округлившийся живот подруги.
— Да этим джинсам уже сто лет, — отмахнулась Аккола, явно не поняв, что имеет в виду друг.
— Я не об этом, — слабо рассмеялся Йен. — Тебе идёт беременность. Я уверен, ты будешь замечательной мамой.
— Господи, я с этой суетой иногда попросту забываю о том, что беременна, — хохотнула Кэндис. — Уже так сильно заметно?
— Есть немного.
— Я такая толстая?!
Йен закатил глаза и улыбнулся.
— Бедный Кинг!
КэндиКола рассмеялась.
— Да уж, ему мучиться ещё четыре месяца…
— Время быстро пролетит, — отмахнулся Йен.
— Не забудь, что вы с Ниной — крёстные, — улыбнулась Аккола.
— Теперь у меня есть стимул справиться со всем этим дерьмом, — сказал Сомерхолдер.
— И не один, — кивнула головой Кэндис.
— Слушай, Кэн… — Йен вдруг перестал улыбаться. — У меня к тебе есть одна просьба.
— Какая? — с энтузиазмом спросила блондинка.
— Нина ведь вернулась из отпуска?
— Да, они сегодня с Остином прилетели.
— Можно, я позвоню ей с твоего телефона? Мне нужно кое-что сказать… — пробормотал Сомерхолдер.
Кэндис взглянула другу в глаза: столько боли и отчаяния в них она не видела ещё никогда. В этот момент за друга ей стало очень страшно: она могла подбадривать его, говорить, что всё будет хорошо, но понимала, что на самом деле исход неизвестен никому. К сожалению, сейчас все расклады были против этого человека, в глазах которого, вопреки всему, читалось горячее желание жить.