Ада
Шрифт:
Возвращалась назад она уже в сумерках, терпеливо и сторожко обходя освещенные улицы и неся с собой большой кувшин с водой и узелок с запеченной картошкой и диким луком, надерганным на огородах. Уже привычно скользнула по лестнице и плотно закрыла за собой крышку.
Ада старалась не думать что будет дальше, как жить одной. Сейчас для неё жизнь свелась к простым и незатейливым вещам - поесть и поспать. Жизнь как будто замерла в оцепенении, покрылась туманом. Она лежала и смотрела на тонкий лучик лунного света, проникавшего в подвал. Так же, когда то, Ада любила смотреть, как сквозь щелочку неплотно задернутых штор, светил
".. А-а-ах, а-а-ах, солнце село за горой,
Крепко спи, сыночек мой...
А-а-ах, а-а-ах, детки тихо спать должны,
Ночью им приснятся сны.
А-а-ах, а-а-ах, месяц в небе заблестит,
Милый мой сыночек спит.
А-а-ах, а-а-ах, звезды россыпью горят,
Это ангелы летят.
А-а-ах, а-а-ах, нет ни горя, ни забот,
Тем, кто рано не встаёт.
А-а-а-ах, а-а-ах, пыльной россыпью тепла,
Укрывается земля,
И опять придет рассвет,
Будет так много лет.
Проснувшись, девочка накинула пальто и привычно вылезла из подвала. Задвинув ящиком крышку люка, она вышла наружу, запахиваясь в пальто. На улице было прохладно, выпала крупная роса. Она тяжело капала с травы, когда её задевали, оставляя влажные пятна.
Ада навестила кустики в конце поля и немного поразмыслив, забралась в густой малинник. Спелая малина свисала с веток, наполненная тяжелым соком. Девочка неспешно срывала ягоду и укладывала их в подол пальто. Между делом, она время от времени кидала в рот ягодку, не забывая поглядывать по сторонам. Поэтому Ада заметила подъехавшую подводу и стремительно присела. Колючие кусты спрятали её от глаз, спрыгнувших с телеги полицаев.
– И чего мы тут делать будем, старшой?
– Услышала девочка голос, лениво тянущий слова. Сквозь редкие просветы в кустах, она видела, что полицейских было трое. Невысокий, кряжистый мужчина в годах, стоя у телеги и бросив вожжи, цепко огляделся по сторонам. Следом за ним спрыгнул и встал рядом, молодой парень, с повязкой на рукаве и в кепке, надвинутой на лоб.
Третий, светловолосый, с чубом, лихо спускавшимся на лицо и улыбчивыми глазами, остался сидеть, лишь небрежно свесив вниз ноги.
– Службу служить.
– Небрежно бросил кряжистый.
– Пусть собаки служат.
– Остался сидеть светловолосый.
– Я на хозяина не служил, и здесь не буду.
– Ну не будешь, так не будешь.
– Согласился, отворачиваясь, старший.
– Может так и лучше. Характер, значится, показываешь. Это хорошо. Немцы они любят, таких вот...
– Он повернулся и брезгливо посмотрел на сидевшего.- .. любят таких расстреливать. Поставят тебя к стенке и всего-то...
То, с каким спокойствием старший произнес эти слова, подействовали на сидевшего как ведро ледяной воды. Светловолосый моментально подобрался и соскочил с подводы.
– Ну зачем же так сразу?
– Примиряюще сказал он.- Я может пошутить хотел?
– Слишком часто в последнее время ты шутить стал, Гнат. Хлопот от тебя много. Может и правда, коменданту о твоих шуточках доложить? Жить спокойнее станет. Вот Василь приказы не обсуждает, шуток не любит - душа-человек просто.
Гнат угрюмо насупился.
– С головой у него не в порядке, вот и не любит он шуток, батько.
Старший раскатисто рассмеялся.
– А вот Василь тебе сейчас за энти слова-то, вот так шутя голову и открутит.
Стоявший рядом Василь переступил с ноги на ногу и довольно осклабился. Он сделал неуверенный шаг по направлению к Гнату, но его остановил старший.
– Ну все, хлопчики, пошутковали и будя.
– Он небрежно кивнул головой на телегу.- Взяли канистры из телеги и пошли за мной.
– А чего делать нужно?
– Спросил Гнат, доставая из телеги одну канистру за другой. Одну он взял сам, а вторую подхватил все так же нелепо улыбающийся Василь.
– Да ничего сложного.
– Старший направился под направлению к полуразвалившемуся дому.
– Сжечь вот энту хибару и то, что рядом с ней.
– Он кивнул на пустовавший дом и стоявшую неподалеку постройку.
– А зачем жечь?
– Деловито оглядев постройки, сплюнул Гнат.
– Пусть стоят себе дальше. Кому они мешают?
– Кому надо.
– Снисходительно глядя на него, пояснил старший.
– Приказ коменданта. Потому как в таких заброшенных домах могут партизаны базу оборудовать. Или кто другой поселиться. Тебе понятно? Или попросить кого другого тебе всё объяснить?
– Конечно понятно. Чего уж тут не понять?
– Гнат подхватил канистру и направился к дому.
Он открыл крышку и плеснул на стенку дома. Терпко запахло бензином. Поплескав ещё немного на углы, Гнат достал зажигалку и поджег скрученный пук соломы. Пламя лениво принялось пожирать самодельный факел. Методично Гнат обошёл дом, тыча огнем в облитые бензином места. Василь так же из другой канистры облил постройку и Гнат швырнул почти догоревший факел под стену.
Пламя взвилось вверх, охватывая оба здания. Полицаи отошли подальше от жгучего жара. Крепко стиснув зубы, Ада смотрела, как огонь методично уничтожает её временное жилье. Полицаи стояли поодаль, наблюдая за результатами своей работы. Гнат, явно рисуясь, кинул в рот сигарету и попытался подойти поближе, что бы прикурить, но не выдержал жара и предпочел воспользоваться зажигалкой, под смех остальных.
– Эх, хорошо горит.
– Глубоко затянувшись и вытянув губы, выпустил дым Гнат.
– Жаль, не сидел там какой-нибудь красный - хорошо бы поджарился. С хрусткой корочкой.
– Он глумливо засмеялся.
Два оставшихся полицая поддержали его своим смехом. Ада скорчилась в кустах малины, желая только одного - что бы её не заметили. Она натянула пальто на голову и подтянула ноги к груди, губы беззвучно шептали слова молитвы. Она не знала, к кому ей обращаться, поэтому просто шептала, как умела. Слово за словом.
Сколько прошло времени, Ада не знала, все тело от долгого лежания на земле затекло и она сильно замерзла. Вытащив голову из пальто, девочка чутко прислушалась. Вокруг было тихо. Только едва слышно трещали, догорая, останки дома. Вокруг резко пахло гарью. Ада нерешительно приподнялась из кустов малины, готовая при малейших признаках опасности юркнуть обратно. Но она так никого и не увидела. Телега, стоявшая поодаль - исчезла, как и полицейские. Вместо дома - лежала груда обгоревших бревен.