Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал
Шрифт:
Когда полковник с помощником, что вели допрос, выдохлись, я их сменил. И задавал уже интересующие меня вопросы. Боров к этому моменту уже был сломлен, протрезвел, так что отвечал, нехотя, но правду. Партизан в лесу действительно не было, с помощью внедрения и создания ложного партизанского отряда были уничтожены все. Их тут два было. Так что помощи можно не ждать, нужно самим выбираться. Этим я и занялся. Мне нужны были машины, обязательно немецкие, и боров охотно пояснил: там дальше была ферма одного немецкого полковника, что получил её в собственность за боевые заслуги, то есть он уже получил документы на эту землю и бывшую советскую животноводческую ферму. Как поместье использовал бывшее здание санатория, что был на его земле. Там есть машины, три советских грузовика и один немецкий. В селе в комендатуре тоже грузовик был и два мотоцикла. Комендатура
Дальше просто… Когда мы закончили с добычей трофеев, командиры тут ушлые не хуже меня, то, что в санях не уместилось, в вещмешки и за спину их. Там личные вещи, таких сидоров и вещмешков мы восемь нашли в доме, два дырявые были, но всё рано забрали все. Даже обе керосиновые лампы и бидон с керосином. Для освещения.
После этого ликвидировав борова, покинули дом, оставив там свечу тлеть в окружении разлитого керосина, и направились к выезду. Дом полыхнул, когда мы уже по-тихому уничтожили пост из двух полицаев, а их в селе сотня насчитывалась, и, сняв с них всё ценное, отправились дальше. Трупы чуть дальше утащили, чтобы не сразу нашли. Надеюсь, их снегом занесёт. Сами шли пешком, так как места в санях просто не было. Причём изредка помогали лошадям, груз действительно был тяжёлый. Потом подхватив борт-стрелка и моих лаек, мы направились в лагерь. Не по прямой, там не везде с санями пройти можно, два глубоких оврага по пути, а ушли с дороги на замёрзшую реку, вес саней лёд держал, хотя и похрустывал. Мы так три километра быстрым шагом прошли, а потом свернули в лес. Ещё четыре километра, и в полночь мы были на месте. Там разобрали трофеи и начали пережидать вьюгу. Лошадей я убрал под навес, мы сложили хворост в стороне, сделали из снега кирпичную стену, и получился под навесом вполне приличный сарай. Вход застелили одним из одеял. Лошади не жаловались, вполне тепло. Успели до того, как после сильного снегопада началась настоящая буря с завыванием ветра. Сам я и собаки с лошадьми ночевали, изредка покидая убежище, чтобы сходить в избу за нашей долей пищи. Благо утвари мы добыли достаточно, включая пару чайников и десятилитровый казан. Вот в нём на всех и варили. А лошади держались за счёт сена с саней. Так и переждали вьюгу. Серьёзная она была, если бы не укрытия и не запасы, мы бы её не пережили.
Три дня стояла такая вьюга, что выходить наружу было опасно. За дровами, а чтобы протопить всё, требовалось много веток, ходили вдвоём, обвязавшись верёвкой, чтобы не заблудиться. К счастью наши притащили много веток, да ещё топоры мы привезли, и даже ствол упавшего дерева. Вот его в основном и рубили на дрова, выходя наружу. Почти хватило, рубили ветви с деревьев вокруг домика, так что продержались. Вечерами я устраивал концерты. Жаль, инструментов не было, сыграл бы что, а так без музыки не совсем то. Больше на юмор налегал, всё как-то легче пережидать бурю.
За время ненастья мы с генералом уже всё обговорили, успели обдумать и принять решение. Сидеть тут до следующего лета смысла не было, партизан нет, помочь некому. Поэтому моя немного на первый взгляд бредовая идея нашла поддержку. Её доработали другие командиры, долго обсуждали, находя слабые места, и приняли как план к действию. Двигаться на санях к передовой, по моему мнению, не стоит, слишком опасно, да и мало нас. А по-наглому, совершив налёт на ферму, да так, чтобы со стороны это не сразу прочухали, за день рывок к передовой на захваченных машинах, и ночью мы переходим передовую. План, на мой взгляд, вполне рабочий, да и другие так же считали. Поэтому, когда к вечеру понедельника вьюга начала стихать, мы вшестером собрались, а у нас только шесть пар лыж было, тоже трофеи с полицаев, и, вооружившись, направились к ферме. Мы приступили к исполнению плана. Надеюсь, моряк не оплошает и выведет сани с остальными куда нужно.
Двигался я вторым, иногда приходилось менять ведущего другим лыжником, чтобы тот отдыхал, а так отмахать за ночь шестнадцать километров нам удалось не сразу. Примерно треть пути мы сэкономили, просто пробежав по льду реки. Из-за того, что после бурана все дороги были задуты, план перетерпел небольшие изменения. Вблизи до линии фронта железной дороги не было, и к передовой
Успели, пользуясь ночью, снять часового, я это сделал из своей винтовки, намотав на ствол специально приготовленное старое одеяло. Звук был приглушён, вроде небольшого хлопка. Пуля, пролетев метров сто, попала в голову часовому, стоявшему на посту, на въезде на огороженную ферму. Работники и охрана жили тут же. Сначала мы нейтрализовали полицаев, просто закидав сторожку гранатами и добив их штыками, там не я работал, командиры, потом осмотрели и пересчитали работников. Те сами вытолкнули из своей толпы двоих, активно сотрудничавших с немцами и выполнявших роль надсмотрщиков. Они последовали за полицаями – предателей командиры не жалели. Два русских парня, бывшие красноармейцы, попавшие летом в окружение, стали помогать приводить машины в порядок, они были водителями. Более того, от них мы узнали, что дороги действительно чистили, на ферме был свой трактор, из трофеев, его ещё утром забрали, тракторист из наших, русских, и он где-то на трассе занимался расчисткой. То, что дорогу до трассы он почистил, мы и так видели, на подходе ещё. Два командира остались, они присмотрят, а мы пробежали на лыжах около километра, где на берегу небольшого озера и стоял бывший санаторий, вот уже как два месяца принадлежавший немецкому армейскому чину. То есть его резиденция, можно сказать.
Захват произошёл тихо, тут на часах были немцы, те самые нестроевые, но при этом службу несли как надо. Так же я снял издалека часового, он прогуливался возле колонн с карабином на плече, а потом мы обнаружили и уничтожили троих других. Вернее, пока я с позиции двигался к зданию, четверо командиров зачистили особняк, осмотрев его. В некоторых помещениях ещё шли отделочные работы, но правое крыло было жилым. Кстати, в здании был свет, одна женщина из русской прислуги показала, где стоит генератор, и мы его запустили. Да будет свет.
– Похоже, этот немецкий полковник несколько наших музеев обворовал, – пробормотал я, шокированный увиденным.
Командиры тоже заканчивали с осмотром. Они нашли четырёх солдат, один на часах был, трое спали, пятого и денщика хозяина особняка, что жил тут, отходя от полученного ранения, не было, прислуга тоже не знала, где они. Возможно, спрятались, а возможно, куда-то уехали.
– Пусто. Всё осмотрели, – входя в большой зал, сказал полковник, это с ним мы ходили к селу и с ним действовали при захвате фермы и особняка. – Ого!
– Это да.
Тут я рассмотрел у шкафа новенькую гармонь, как будто только из магазина, и рванул к ней, восхищённо осматривая. Аккордеон был в идеальном состоянии, и я попробовал наиграть мелодию, накинув ремни. Получилось неплохо, со слухом у меня всё в порядке, но требовались тренировки, ничего, займусь и этим. Чехол от инструмента нашёлся тут же, так что я убрал его и отложил в сторону, пояснив полковнику и вошедшему так же в зал одному из командиров:
– Трофей.
Те уже знали, что это такое, какое это сладкое чувство, и стали обходить зал, с интересом осматриваясь, а взять было чего. Тут я обнаружил большой фарфоровый столовый сервиз на двенадцать персон, девяносто предметов. Женщина, что нас сопровождала, сразу же пояснила:
– Это личный подарок самого Гитлера нашему хозяину. Он им очень гордился. Не дай бог разбить хоть один предмет, насмерть запорет.
Майор, что также гулял по залу с полковником, тут же поднял винтовку, чтобы обрушить приклад на расписные тарелки как я с воплем бросился вперёд и накрыл их своим телом.
– Ты чего? – удивился тот, с трудом остановив удар.
– Знаю я вас, всё, что принадлежало Гитлеру и чего он касался, уничтожите и ничего не оставите потомкам, – вставая, сказал я сердито, но всё ещё прикрывая посуду. – Нет уж, я его сохраню и потом передам в музей, мол, геройскими ребятами захвачен столовый сервиз, принадлежавший ранее Гитлеру. Да и красивый какой, вот приедете вы ко мне в гости, а нам и выставить на стол из посуды нечего, а тут из красивых тарелок поедите. Вот супница какая расписная. Не дам бить.