Адвокат инкогнито
Шрифт:
Похоже, она выдала себя.
– Да нет же, Валечка! – беспечно ответила Виктория. – Просто хочу как можно быстрее от нее избавиться. Видишь ли, Аркадий собрался мне сделать подарок, нужно же его подтолкнуть к правильному решению.
– Везет же некоторым… – сердито засопела в трубку Валька.
– Мне всегда везет, – отозвалась Виктория.
Неизвестно, почему на нее так подействовала завистливая реплика подруги, но чувствовала она себя сейчас намного лучше. Вынимая из шкафа чехол с полушубком, даже напевала себе под нос. Конечно, на дворе октябрь, и, если рассуждать здраво, шубка ей понадобится уже через месяц. Но в
Глава 9
Аркадия выпустили на следующий день, где-то в районе обеда. Виктория вернулась домой вечером после занятий и, только повернув ключ в замке, поняла, что муж дома. Его комнатные туфли уже не стояли у порога, как было в его отсутствие. Казалось, квартира наполнилась вдруг новыми звуками и запахами. В детской весело гомонили дети. Где-то работал телевизор. В воздухе витали запахи жаркого, причудливо перемешиваясь с ароматом мужского одеколона.
– Пожалуй, я немного переборщил с парфюмом, – виновато улыбаясь, проговорил Аркадий.
Виктория кивнула. Конечно, ему захотелось смыть с себя грязь прошедших дней, и он не удержался от того, чтобы не заглушить вонь изолятора половиной флакона одеколона. Но ей не хотелось думать об этом. Ей хотелось думать о том, что ничего не произошло, и вот она возвращается, как обычно, с работы, и ее встречают любящий муж и дети. Как было раньше. И как не будет уже больше никогда.
Почувствовав слабость в ногах, Виктория прислонилась к деревянной арке. Она даже не потрудилась снять с себя туфли.
– Ну и ну! – раздался громкий голос, и из кухни появилась ее мать в клетчатом переднике с вилкой в руке. – Наконец вся семья в сборе. Хочу сказать, что вы разъездились, дорогие родители. Одну, видишь ли, унесло в Прагу, другого – в Казань. А как же дети?
– В Казань? – непонимающе спросил Аркадий. Но, поймав настороженный взгляд жены, быстро опомнился: – Ах да, Казань…
– Ну и как там профессор Рахмангулов? – встряла теща.
Он вопросительно взглянул на жену. Та тихонько покачала головой.
– Я решил не останавливаться у него, – нашелся Аркадий, – всегда себя увереннее чувствую в гостинице. Но ничего не имею против того, чтобы он навестил нас со своей супругой. Люблю, знаете ли, чувствовать себя хозяином. Положение гостя меня угнетает.
Виктория облегченно вздохнула. Кажется, ее ложь с поездкой мужа в Казань останется пока неразгаданной. И слава богу! Им с Аркадием есть о чем поговорить, и вовсе некстати, чтобы в их разговор встревала мать. Виктория предпочла, чтобы профессор Андриевская навестила внуков, как обычно, в выходной, а не посередине недели, да еще в тот день, когда вернулся Аркадий.
Но мать о размышлениях дочери, конечно, не подозревала, потому что говорила без умолку.
– Заглянула в холодильник, а там – пустота! – вещала она, забирая на себя все внимание. – Виктория, что у тебя ели дети сегодня на завтрак?
– Дети? – спросила Соболева, словно только сейчас узнав, что у нее, оказывается, есть еще и дети. Все эти дни они ходили по дому на цыпочках, не понимая, что происходит, и боясь потревожить мать.
– Виктория, ты же знаешь, что растущему организму требуется сбалансированное питание. Нужное количество белков, жиров и углеводов. Умственная деятельность во многом зависит от…
Мать продолжала отчитывать Викторию, но слова отлетали от ее сознания, как горох от стенки. Она смотрела на Аркадия, пытаясь осознать суть перемены, но так и не понимая, что все-таки произошло. Муж был таким, как прежде. Тот же самый домашний халат, те же комнатные туфли, тот же самый запах одеколона, очень знакомый, навевающий целый сонм воспоминаний. Он гладко выбрит и выглядит куда опрятнее, чем в суде. Но все-таки что-то изменилось. Быть может, его взгляд? Смущенный, виноватый, он скользил где-то по полу, не решаясь подняться вверх. Аркадий не смотрел ей в глаза. Зато с охотой подхватывал любую, даже самую никчемную реплику тещи о погоде, ценах на продукты. Заинтересовался даже гастролями в оперном театре, хотя никогда не любил оперу – просто потому, что не понимал в ней ровным счетом ничего. Он спрашивал о чем-то Машу и Петю, и те бодро рапортовали ему о своих успехах.
Каким-то непостижимым образом дети поняли, что им не стоит затрагивать тему внезапного исчезновения отца и более чем странного поведения матери в последние дни. Они касались лишь безопасных предметов: своей учебы, подготовки к экзаменам, школьной олимпиады – и родители были им благодарны за это. Хотя прекрасно понимали, что замалчивание ситуации не решает проблемы. Наступит время, когда им придется сообщить правду. Или, может, не настанет?
– Какова была тема твоего доклада? – спрашивала профессор Андриевская, деловито разрезая телятину.
Аркадий бойко отвечал. Говорил про состав участников, об общих знакомых, про красоты Казани, а Виктория смотрела на выражение его лица, удивляясь тому, как складно муж лжет. Ни единый мускул не вздрагивал на его лице, когда он с притворным негодованием рассказывал о просчетах организаторов, о досадных накладках в графике встреч. Даже припомнил какую-то забавную историю из прошлой поездки в Казань, выдав ее теще за совершенно новую байку, и та со смехом выслушала его.
В общем, мать была довольна тем, что неожиданно оказалась в семейном кругу своей дочери, где все считали за счастье поговорить именно с ней. Виктория, правда, слишком задумчива, но это обстоятельство мать списала на обычную усталость. Зато дети вели себя выше всяких похвал. Послушные, вышколенные, они сидели за столом, не влезая в разговор взрослых, отвечая лишь на поставленные им вопросы. Аркадий подавал ей то соусник, то салфетку и даже приглашал ее остаться на ночь, чего раньше за ним не замечалось.
Когда часы пробили восемь, профессор Андриевская нехотя начала собираться домой. На ее взгляд, семейный вечер удался как нельзя лучше…
За гостьей захлопнулась дверь, дети разбежались по своим комнатам готовиться ко сну. Аркадий и Виктория остались наедине. Вначале они тщательно перемыли всю посуду, словно для них не было занятия важнее, чем навести чистоту на сверкающей, как стеклышко, кухне. Виктория драила плиту, в то время как ее супруг протирал до зеркального блеска пол. Они перебрасывались незначительными фразами о погоде, текущих делах, и этот вечер был бы похож на тысячу других вечеров в семье Соболевых, если бы не тягостное молчание, наступавшее в те минуты, когда повод для разговора вдруг исчерпывался. Казалось, оба страшились наступающей тишины, потому что старательно находили новую тему для разговора.