Агент его Величества
Шрифт:
Гаррисон не ответил. Он кинул взор на скомканный листок, сомкнул серые губы. Семён Родионович открыл дверь, бросил прощальный взгляд на следователя и вышел. Спустившись на улицу, он остановил проезжавший мимо экипаж.
– На вокзал, – приказал он извозчику.
В Вашингтон поезд прибывал ровно в час пополудни. Хотя Семён Родионович был здесь всего второй раз в жизни, дорогу в русскую миссию он помнил хорошо. Сказалась профессиональная память чиновника. Он не предупреждал Стекля о своём приезде – ему хотелось застать посла врасплох, чтобы тот не успел
В таком настроении приближался Семён Родионович к скромному дому, в котором имел честь проживать посол Его императорского величества барон Стекль.
– Что вам угодно, сударь? – спросил по-английски швейцар, открывая дверь, после того как Костенко дёрнул шнур звонка.
– Я хочу видеть посла.
– Господин посол сейчас не принимает.
– Передайте ему, что у меня неотложное дело. Моё имя – Семён Костенко. Полагаю, он должен меня помнить, – Семён Родионович зловеще осклабился.
– Сию минуту, сэр. Подождите, пожалуйста, в прихожей.
Швейцар пропустил гостя внутрь и ушёл докладывать. Ожидание длилось минут пять. Барон вышел к Костенко в ослепительной белой рубахе с фижмами, просторных брюках на подтяжках и мягких персидских туфлях.
– Семён Родионович? – воскликнул он, прижимая руки к объёмистой груди. – Не ожидал! Проходите в гостиную. Макгрю! – зычно проревел он. – Проводите гостя.
– Слушаюсь, сэр, – поклонился швейцар. – Прошу за мной, мистер Костенко.
Они проследовали в ту же комнату, где посол в первый раз принимал Семёна Родионовича. Костенко уселся в кресле и стал ждать. С лица его не сходило напряжение. Подозрительно озираясь, он каждое мгновение ожидал какого-нибудь подвоха от ловкого барона. Подумалось: надо было купить себе револьвер. В этой стране без оружия нельзя.
Посол вернулся минут через пятнадцать. Он переоделся во фрак, напомадил густые светлые волосы, переобулся в чёрные лакированные туфли.
– С чем прибыли, Семён Родионович? – приветливо осведомился он, усаживаясь в кресло напротив гостя.
– Скажите, барон, вам известна фирма «Калифорниан Атлантик Кампани»?
Стекль моргнул.
– А почему вы спрашиваете?
– Пожалуйста, ответьте на вопрос.
– Нет, не известна.
– А имя Давида Николаевича Чихрадзе вам знакомо?
– Мм… Погодите… Кажется, это тот офицер, что прибыл в Нью-Йорк посланцем от Попова?
– Правильно. Откуда вы слышали о нём?
– От контр-адмирала Лесовского.
– Вы твёрдо уверены, что никогда ранее не слышали этого имени?
– Абсолютно. – Стекль прищурился. – Что означают эти вопросы, Семён Родионович?
Костенко вздохнул, собрался с духом и выпалил:
– У меня имеются серьёзные основания полагать, что вы в нарушение дипломатической этики и пренебрегая внешнеполитическими интересами России занимаетесь контрабандой английских товаров из Нассау. При этом вы сотрудничаете с представителями местной польской диаспоры, которые на эти средства, весьма вероятно, оказывают поддержку мятежникам внутри империи.
– Хе-хе, надеюсь, это шутка?
– Отнюдь.
Посол надменно задрал подбородок.
– Послушайте, Семён Родионович, у меня создаётся впечатление, что вы не понимаете всей тяжести обвинений, которые возводите на меня.
– Вы ошибаетесь. Я вполне осознаю их тяжесть. Более того, в ближайшее время я намерен отправить рапорт на имя его светлости, где подробно опишу свои выводы.
Барон Стекль дрогнул лицом.
– Что заставляет вас подозревать меня в связях с контрабандистами?
– Во-первых, тот факт, что вы раньше других узнали о местонахождении вестового из Сан-Франциско…
– Что вы такое несёте, милостивый государь? В уме ли вы?
– В полном, ваше превосходительство. Вы в этом сомневаетесь?
– Признаться, да.
– Напрасно. Мой ум ясен как никогда. Лишь теперь я связал все ниточки событий, произошедших со мною со времени прибытия в Нью-Йорк, и отчётливо вижу, чья тень маячила за ними. Это вы послали Катакази следить за мной, когда поняли, что следствие может выйти на ваши тайные сношения с Моравским. Это вы подначили местных газетчиков взять у нас с Гаррисоном интервью, когда обнаружили, что Твид приказал уничтожить поляка, поставив тем самым под угрозу ваши коммерческие интересы. Это вы послали Катакази встретить Чихрадзе, когда партизаны передали его в руки ваших торговых партнёров на Юге. Я что-то упустил?
– Вы – либо безумец, либо чрезвычайный наглец, – отчеканил Стекль. – Но и в том, и в другом случае я не намерен более продолжать эту беседу.
– В своё время точно такие же слова нам с Гаррисоном сказал Шлайдер, – усмехнулся Костенко. – Вы должны его знать – он ведь тоже ваш деловой партнёр, не так ли?
– Я отказываюсь вас понимать, Семён Родионович, – холодно промолвил барон.
– Да всё вы понимаете, ваше превосходительство. Полноте дурака валять! Гамбургский посланник не идиот, чтобы почём зря полоскать ваше имя.
– А он полоскал? – вырвалось у Стекля.
– Упоминал. И советовал мне обратиться к вам, прежде чем кидаться в омут расследования. Я пропустил его совет мимо ушей, а напрасно. Это был ясный намёк.
Барон беззвучно пошевелил губами, глядя в сторону. Кажется, с его уст готово было сорваться ругательство, но он удержался.
– Не вижу смысла продолжать данный разговор. – Он поднялся. – Подите вон, милостивый государь.
Костенко тоже встал.
– Жаль, что наша беседа так скоро окончилась, барон. Поверьте – я вовсе не хочу погубить вас. Но вы не оставляете мне выбора.