Агент его Величества
Шрифт:
– Нет.
– У вас схожие взгляды. Он рекомендовал мне прочесть одну книжку, где доказываются преимущества рабства…
– И он прав, чёрт побери! Негр – всегда негр, хоть ты обряди его в сутану и назови папой римским. У него на роду написано быть рабом. Мы здесь разводим сопли, плачемся о его печальной судьбе, а он тем временем точит свой тесак, чтобы поживиться добром хозяев. Линкольн – безумец, раз выпустил ораву этих злодеев на свободу. Теперь они получили законное право грабить и убивать белых. Помяните моё слово, мистер Костенко: та война, которая идёт
– Мне кажется, вы сгущаете краски. Даже у нас в России после отмены рабства не разразилось восстание, хотя некоторые пессимисты пугали новой пугачёвщиной…
– Не знаю, как в России, быть может, ваши негры более мирные. А здесь, поверьте, всё будет именно так, как я говорю.
– Быть может, вы и правы. Хотя, – добавил Семён Родионович, ухмыльнувшись, – наши негры тоже не подарок. Уверяю вас.
Они проговорили целый час. Семён Родионович всё пытался увести беседу подальше от политики, но Бут неизменно возвращал её в прежнее русло. Казалось, у этого человека накопилось возмущение, и он спешил выплеснуть его первому встречному. Костенко усмехался про себя. Этот человек был для него живым примером губительности демократии. Если даже во время войны прямо под боком государственных властей ведутся столь крамольные речи, ничего удивительного в том, что здесь разгорелась война. Странно лишь, почему она не началась ещё раньше. С подобным беспорядком в стране междоусобица уже давно должна была разорвать этот край.
Закончилась беседа так же неожиданно, как и началась. Извергая очередное проклятие по адресу нынешней администрации, Бут кинул взгляд на стенные часы, всплеснул руками и поднялся.
– Прошу меня извинить. Было приятно встретить вас, но дела призывают меня в театр.
– Не смею задерживать, – откликнулся Костенко. – Благодарю за чрезвычайно любопытную беседу. Надеюсь, наши пути ещё пересекутся.
– Дай бог, – пробормотал Бут, озабоченно доставая бумажник. – Хозяин, сколько с меня?
Он оставил деньги на столе и был таков. Семён Родионович допил очередной бокал глинтвейна и тоже встал. Веселящий напиток немного поднял ему настроение, наполнил тело расслабленностью. Расплатившись по счёту, он с чувством потянулся и вышел наружу.
Погода ничуть не изменилась. Было всё так же пасмурно, накрапывал дождик. По улице, громыхая, проехал тарантас. Сидящая в нём дама внимательно посмотрела на Семёна Родионовича через лорнет. Резидент машинально улыбнулся ей и приподнял край шляпы. Дама отвернулась.
«Что же, на вокзал?» – подумал Костенко. Ему захотелось ещё погулять по городу, но он боялся заблудиться. Да и ледяной ветер не располагал к прогулкам. Куда приятнее было сидеть в тёплом зале ожидания, читая американские газеты и слушая разговоры соседей. Возможно, это дало бы ему новую пищу для ума.
Грузно переваливаясь на внезапно отяжелевших ногах, он неторопливо вышел на перекрёсток и, немного подождав, остановил проезжавшего мимо извозчика.
– На вокзал.
Коляска понесла его мимо высоких кирпичных домов с плоскими крышами, мимо парков со статуями в античном стиле, мимо неказистых хибар, на крыльце которых сидели старые негритянки в шерстяных платках. Все эти быстро сменявшиеся образы походили на какой-то сон, и лишь пронизывающий ветер был совершенно реальным, заставляя плотнее запахиваться в плащ.
Дорога до вокзала заняла минут пятнадцать. Увидев знакомое здание, Семён Родионович недоумённо обернулся, словно забыл, где находится. Ему показалось до обидного прозаичным вот так просто покидать американскую столицу, словно ничего не случилось. Был ли разговор со Стеклем в действительности или это ему только показалось? Теперь уже Семён Родионович не мог сказать наверняка. Всё выглядело каким-то нереальным, зыбким, кругом висел какой-то призрачный туман, и в нём, как в опиумном угаре, колебались очертания людей и строений.
Дав денег вознице, Костенко спрятал руки в карманах и поёжился от холода. Идти на вокзал решительно не хотелось. Что там? Молчаливые пассажиры, дети, играющие в салки, насупленные полицейские… Банальная картина, которую можно наблюдать на любом вокзале мира. Чего же не хватало Семёну Родионовичу? Он и сам не знал.
– Ба, кого я вижу! – раздался за спиной знакомый голос.
Костенко вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Катакази. Глаза резидента как всегда задорно блестели, в зубах торчала папироса.
– Ожидаете поезд? – спросил Константин Гаврилович.
– Да, – кивнул Семён Родионович, не зная, что ещё сказать.
– Что привело вас в Вашингтон?
– Дело к барону Стеклю.
– Вы разрешили его?
– Частично.
Катакази пыхнул в сторону табачным дымом.
– Не желаете пройтись?
– Почему бы и нет?
Они неторопливо побрели по улице. Катакази заложил руки за спину, вышагивал как понурый петух, его пальцы в чёрных перчатках были сплетены в замок.
– Я слышал, в Нью-Йорк прибыл посланец Попова, – сказал он.
– Прибыл. – Костенко внимательно посмотрел на собеседника. Тот пожевал губами.
– Любопытно, не правда ли?
– Что именно?
– Он ушёл от одного резидента, чтобы попасть к другому.
– В самом деле любопытно, – согласился Костенко. – Вот только я, в отличие от вас, не ловил его.
– И что же теперь, вы направите рапорт Горчакову?
– Несомненно.
Катакази помолчал.
– До сих пор не могу взять в толк, как я упустил его. В этом есть что-то мистическое.
– Нельзя предусмотреть всего, – справедливо заметил Семён Родионович.
– Вы правы. Человек предполагает, а бог располагает.
– Совершенно верно.
– Всему виной каприз этой девчонки. С женщинами лучше не иметь дела. Они слишком импульсивны.
– На что же тогда вы рассчитывали?
– Сам не знаю. Наверно, ни на что.
– Тогда зачем поехали в Рок-Айленд?
– Я должен был его прощупать. Слишком фантастичным выглядело его появление из небытия. Есть в этом что-то от вальтерскоттовщины.