Агент его Величества
Шрифт:
– С какой стати?
– С той стати, Степан Степанович, что мы, как-никак, посланы сюда великим князем и должны держать перед ним ответ. Хорошенькое же дело будет, если наши отчёты разойдутся в фактах.
Адмирал выдержал паузу, пытливо глядя на резидента.
– Ладно, бог с вами. Сидите. Но предупреждаю: пикните хоть слово, выгоню к чёртовой матери.
– Однако у меня есть вопросы к посыльному…
– Вопросы буду задавать я. А вы будете сидеть и слушать.
– Экий вы, однако, суровый…
– Да уж какой есть.
– Хорошо. Ещё приказы будут?
– Нет. Пока вы свободны. Возвращайтесь через три с половиной часа.
– Слушаюсь.
Костенко козырнул и, чеканя шаг, вышел из каюты.
Чихрадзе был уверен, что Лесовский знает о его приключениях в Рок-Айленде. Иначе и быть не могло – ведь Катакази наверняка предупредил его о бегстве гардемарина. Однако поведение адмирала не давало к тому никаких оснований. Судя по всему Лесовский был застигнут врасплох его появлением. Во всяком случае, тот факт, что он ни разу не обмолвился о Катакази, настраивал на некоторые мысли. Если резидент не послал ему весточки из Рок-Айленда, тогда чем могло быть вызвано такое неведение? Уж не действовал ли Константин Гаврилович на свой страх и риск, отправляясь встречать гонца в Иллинойс? Озадаченный, сбитый с толку, Чихрадзе не знал, что и думать, и находился в полном раздрызге, направляясь с рапортом к Лесовскому. Он чувствовал, что перестаёт что-либо понимать в хитросплетениях тайной политики и решил просто изложить адмиралу канву событий. А уж там будь что будет. Одно он решил твёрдо – Мэри он им не отдаст. Ни за что. Пусть уж лучше его расстреляют.
В таком настроении он заявился в каюту Степана Степановича. Адмирал был уже в мундире; опершись о локоть, он стоял над рабочим столом и рассматривал карты Попова. Рядом с ним на диване сидел немолодой жилистый человек в гражданской одежде. Вид у него был довольно хмурый.
– Познакомьтесь, – сказал адмирал. – Давид Чихрадзе, гардемарин. Семён Родионович Костенко, чиновник по особым поручениям при министерстве иностранных дел.
Они пожали друг другу руки, Чихрадзе сел.
– Итак, я вас слушаю, – сказал адмирал.
Рассказчиком Чихрадзе был неважным. То и дело останавливаясь, чтобы припомнить подробности, он с грехом пополам начал прясть нить своего повествования. Ему с трудом удавалось держаться главной колеи рассказа среди боковых ответвлений, притом, что незнание английского языка мешало толково разъяснить многие факты. Лесовский быстро понял это и не торопился с вопросами, ожидая, когда гардемарин закончит. Костенко же как будто вообще не интересовался тем, что говорил грузин. Он лениво скользил взглядом вокруг, иногда фокусируя его на лице гардемарина. Лишь однажды он как будто насторожился – когда речь зашла о допросе у партизан. Услыхав, что те знали фамилию Стекля, Костенко удивлённо задвигал бровями, словно поражаясь такой осведомлённости мятежников. Но вскоре вновь поскучнел и не просыпался до самой той минуты, когда Чихрадзе заговорил о Рок-Айленде.
Гардемарин не стал распространяться о ночном визите Мэри в его номер. Он просто рассказал, что она по ошибке постучалась в его дверь, и между ними внезапно вспыхнуло чувство. Говоря о Катакази, он старался сохранять бесстрастие, но чуть заметное волнение выдало его. Дойдя до сцены в театре, он заметил, что Костенко уже несколько минут пристально взирает на него. Это было подозрительно. Когда же гардемарин описал своё бегство от резидента, Костенко не выдержал и усмехнулся.
– Простите, гардемарин, – сказал он, вдруг поднимаясь. – Простите и вы меня, Степан Степанович. Но я должен покинуть вас.
– Что так? – спросил адмирал.
– Я услышал всё, что меня интересовало. К тому же, извините за такую подробность, настоятельная необходимость требует моего присутствия в гальюне. Честь имею.
Он неторопливо вышел, осторожно закрыл за собой дверь, сунул руки в карманы и, сгорбившись, стремительно зашагал в каюту, где находилась Мэри Бойд. Дойдя до двери, он постучал и, услышав вопросительное «да?», произнёс по-английски:
– Я от адмирала Лесовского, мисс. Позволите войти?
– Заходите.
Он открыл дверь, ступил внутрь. Мэри встала. У неё был усталый и немного растрёпанный вид, но даже и такая она была ослепительна. Семён Родионович окинул её восхищённым взглядом, внутренне снял шляпу перед Чихрадзе. Влюбить в себя такую женщину дорогого стоило.
– Позвольте представиться, Семён Костенко, сотрудник министерства иностранных дел России, – сказал он.
– Мэри Бойд, – коротко ответила она.
– Разрешите сесть, мисс Бойд?
– Да, конечно. Присаживайтесь.
Костенко опустился на диван, выдержал паузу, разглядывая американку. Он знал – чем дольше длилось молчание, тем больше она нервничала. Ему важно было сразу лишить её самообладания.
– Скажите, мисс Бойд, где вы познакомились с Константином Катакази? – вымолвил он, без предисловий переходя к делу.
Она было вспыхнула, но тут же и погасла.
– Разве он не рассказал вам? – спросила она.
Мне бы хотелось услышать это именно от вас.
– В Мартинсберге, – помедлив, произнесла девушка.
– При каких обстоятельствах это произошло?
– Однажды он явился к нам в дом, назвал своё имя и сказал, что имеет ко мне дело. Я не хотела говорить с ним, так как думала, что его подослали люди Пинкертона… Но мистер Катакази был настойчив. Он предложил мне большую сумму денег, если я соглашусь войти в доверие к одному русскому офицеру. По его словам, офицер мог оказаться лазутчиком северян, подосланным к партизанам Конфедерации. Я не раздумывала долго – Юг для меня превыше всего. Так мы попали в Рок-Айленд…
– Катакази говорил вам, откуда он знает ваше имя?
– Нет.
– А он не упоминал о бароне Стекле?
– Нет. Я никогда не слышала об этом человеке.
– С кем ещё встречался Катакази кроме вас и Чихрадзе?
Мэри прищурилась.
– А почему вы спрашиваете? Разве он – не ваш коллега? Спросите у него сами.
– Мисс Бойд, – улыбнулся Семён Родионович, – давайте не будем играть в кошки-мышки. Отвечайте коротко и по существу.
– Это что, допрос? Тогда я требую себе адвоката. И пусть мне скажут, в чём меня обвиняют.