Ахейцы. Книга третья
Шрифт:
– Нет – едва слышно говорит Фетида. – Нет… – но это «нет» звучит как-то уж очень неуверенно, совсем как «да». Дыхание ее порывисто, сердечко стучит отчаянно, она вся дрожит, и губки твердят бесконечное «нет», а между тем, ее тело совсем не подчиняется ей – попка оттопыривается сама собой, теснее прижимаясь к мужчине, и ножки сами расступаются шире, пропуская руку Пелея.
– Нет – еще раз шепчет Фетида, совершенно забывая продолжить борьбу – ее рука лишь неуверенно скользит по сильной мужской руке, не предпринимая попыток освободиться. Они уже на мелководье, лишь по колено в воде, отчего же у нее между ножек так влажно и все ощущения разом оказались только здесь, в набухшей скользкой покрасневшей глубине меж ее раздвинутых ног, где навстречу пальцам Пелея уверенно продвигается упругая его плоть.
– Нет – испуганно шепчет пересохшими губами Фетида, а между тем ее давно никто не держит – лишь нежно стискивает девичью грудь правая рука Пелея, пока левая занята более важным делом, и тело Фетиды само двигается навстречу уверенным ласкам, предугадывая и охотно встречая их сладостным трепетом предвкушения удовольствий. Пелей принуждает ее чуть наклониться вперед, он уже в самом преддверии узкого входа, мягкими настойчивыми толчками обхаживает он девственную преграду, чтобы уже в следующий миг властно ворваться, разрушить ее и проникнуть глубже –
– Ой – вскрикивает Фетида от слившихся воедино ощущений боли и сладострастия, что завладели ею совершенно – а Пелей продолжает последним из оставшихся известных ему способов убеждать свою невесту выйти за него замуж.
– Теперь, как честный человек, я просто обязан жениться на тебе – спустя некоторое время говорит ей Пелей, по-хозяйски развалившись на сене в уголке грота. Утомленная Фетида блаженно растянулась рядом – ее рука ласково перебирает опаленную шевелюру будущего мужа. И, поскольку она молчит, Пелей продолжает – Кажется, я тебя уговорил.
– Вот видишь – довольно ухмыляется из противоположного угла невидимый бесенок – Сразу надо было так. А ты – бороться…
– Уговорил… – томно отзывается Фетида, подставляя для поцелуя изрядно распухшие губки.
– То-то же. – целует ее Пелей. – Ну, давай собираться, нас ждут.
Свадьба
В банкетном зале на горе Пелион все готово, чтобы встретить высоких гостей – столы ломятся от яств, посадочные места и приборы расставлены согласно ранжиру – осталось лишь постелить красную ковровую дорожку на лужайке возле входа в пещеру, но Хирон все медлит – вдруг дождь пойдет – намокнет дорогой ковер – боги будут недовольны.
– Вы что явились раздетыми? – гоняет он своих помощников-кентавров, как будто только что заметил, что они все голые
– Ты что, Хирон? Мы всегда так ходим. – удивляются те.
– Всем в срочном порядке одеться немедленно. Вы что? Благородная публика соберется, все, как на подбор, боги, а вы тут голыми телесами сверкать будете. Перед дамами. Срам, да и только.
– Что надевать-то, Хирон? У нас отродясь никакой одежды не было. – в замешательстве бормочут кентавры.
– Дай тогда что-нибудь… Гобелен ненужный порви… – предлагает кто-то из толпы.
– Нет у меня ненужных гобеленов – разводит руками Хирон.
– Тогда хоть полотенца выдай
– Полотенца для гостей. – похоже, Хирон и сам не знает, что делать.
– Так может, лучше нам убраться, пока не поздно? – звучит разумная мысль.
– Не получится. Вам велено встречать гостей и праздничное настроение создавать – посыпать им путь лепестками роз, славить всех подряд… – отвечает Хирон. – Что делать-то, а?
– Ближайшую деревню можно ограбить – там белье прямо на улице сохнет. – предложил молоденький кентавр.
– Времени уже нет набеги устраивать. Ну вот что – осеняет Хирона – Всем нарвать веток погуще, обвиться плющом, венки можете сплести, кто умеет – только торсы голые закройте, чтобы я их больше не видел. И побыстрее.
Кентавры дружно уносятся в чащу, а Хирон усталой иноходью возвращается в зал – не забыл ли он чего, не перепутал впопыхах, не упустил ли из виду какой-нибудь важной детали – нужно угодить всем гостям, а Зевсу, как верховному божеству, особенно.
В назначенный час, когда сумерки стали окутывать землю, и палящий зной, наконец, уступил место вечерней прохладе, в час, когда бледная луна только- только появляется в небе, на горе Пелион начали собираться гости. По красной ковровой дорожке важно шествовали олимпийские боги к пещере Хирона – разодетые дамы шиковали нарядами – по этому случаю традиционные туники были временно забыты – каждая сочла своим долгом облачить себя в шикарное платье.
– В конце концов, когда-нибудь их станут носить. Почему бы не начать сейчас? – сама себе сказала Гера.
Глубокий вырез красного шелкового платья приковывал нескромный взор, облегающий силуэт подчеркивал формы, широкий пояс схватывал изящную талию, ткань струилась до самых щиколоток, и каждый шаг соблазнительно обрисовывал ее стройную ножку. Не отстали от нее и остальные – Афродита явилась в небесно-голубом воздушном наряде с открытыми плечами и обнаженной спиной – чтобы все могли полюбоваться ее безупречной кожей и наделать ей комплиментов – при этом богиня не забыла о своем волшебном поясе – тот блестел голубыми огнями в цвет платья – этот пояс делал его обладательницу самой желанной – то есть наверняка гарантировал успех у противоположного пола.
Афина предпочла розовый кринолин – многочисленные бантики-рюшечки успешно скрывали недостатки несколько мужеподобной фигуры, превращая мощную девушку в изящное создание. Остальные нисколько не уступали им – стоит ли говорить, что богини судьбы как обычно, предпочли белое – впрочем, как и невеста. А Фетида излучала сияние – она светилась, блистала красотой, молодостью, счастьем – белое платье необычайно шло ей – гости залюбовались новобрачной, пока она, под руку с посаженным отцом-Зевсом, шла к столу. Обступившие дорожку кентавры, обвитые плющом, увешанные травами и наспех сплетенными венками, приветствовали всех, размахивая еловыми ветками – нереиды водили хоровод, Ганимед обносил гостей нектаром, то и дело кто-нибудь порывался сказать очередной тост – было весело, шумно, и Гера, как мать невесты, сама, собственноручно зажгла брачный факел.