Академия егерей
Шрифт:
Я резко остановилась. Но из-за курсантов не увидела, тот ли это мужчина. Вроде бы куртка его и волосы темные, но ближе подойти я не успела. Эконом дернул вожжами, и телега пришла в движение, выезжая за пределы крепости. Вместе с тем я точно поняла, что уехал с экономом именно Эгиль. Кажется, так его Фаннар назвал.
Альвы побери! Он уехал, значит, а я не успела ничего узнать!
Спокойно! Я мгновенно взяла ярость под контроль и не сделала ни шагу в сторону ворот. Не то событие, чтобы выходить из себя. Зато в деканате оказалась за считанные минуты, а уже там смогла утолить любопытство. Конечно, Фаннар не знал точно, о чем договорились директор и пришлый, он не подслушивал и не присутствовал. Зато работал здесь уже не первый год и мог догадаться. И судя по тому, что первый потребовал после беседы бланки на договор об обучении, и позвать инструктора Рольва, как только тот закончит занятие, вероятность того, что этот Эгиль вернется в Академию, была.
Я на всякий случай заглянула к директору. Но тот был не настроен разговаривать и на мои вопросы отмахнулся, мол, «это вмешательство в чужие дела». Пришлось уйти ни с чем.
Казалось, я ничего не добилась, но остановившись посреди коридора, поняла, что спокойна. Подумаешь, разминулись! Я знаю его имя, у него примечательная внешность. Он не охотник, те по-другому смотрят на тварей, и, скорее всего, не местный или просто недавно приехал. Так что если захочу найти, я его найду. Хотя приятнее будет, если он сам появится передо мной. С этими мыслями я уверенно и без спешки пошла обратно — в лабораторию. Тушки фроскуров вечно ждать не будут.
48. Эгиль
К поместью я добрался только следующим утром. Добрые люди подкинули до развилки, а дальше пришлось идти пешком. Солнце пекло спину и голову, мидха и другие мелкие мошки вились вокруг, сколько не отгоняй — все без толку. Глаза закрывались, до беспамятства хотелось спать. Ночь в Мирийке прошла неспокойно.
В лечебнице меня приняли как хорошего знакомого, даже покормили бесплатно, хотя я и пытался впихнуть в руку лекарю пару монет. Койка была привычной, запах настоев и снадобий не раздражал, а скорее убаюкивал. Да и день был слишком насыщенным: я чуть не умер, потом спасся, а позже и в Академии побывал. Столько событий и в один день — чересчур!
Но стоило закрыть глаза и погрузиться в дрему, как из темноты возникали руки с синими рисунками. Они не касались меня, не успевали — я почти сразу вздрагивал и выныривал из сна. Горло сводило от чувств, ожидание боли оказалось таким же невыносимым, как и сама боль. Так и прошла ночь: я ворочался, засыпал, просыпался, тяжело дышал, успокаивая колотящееся сердце. Понятное дело, что как только за окнами забрезжил рассвет, я уже был одет, обут и собирался покинуть Мирийку.
Перед уходом я дождался Эйнара, тот снова дежурил с утра и как раз спустился со второго этажа, зевая и утирая от слез глаза.
— О, ты уже?.. — неопределенно пробормотал он, а потом скривился, принюхиваясь. — Горелым воняет, надеюсь, мы нигде не горим! Надо посмотреть!
— А, не беспокойся, — тут же поспешил ухватить я лекаря за руку, тот уже собирался бежать и искать очаг возгорания. — Это я случайно рукав подпалил, когда собирался.
Лекарь успокоился, а у меня внутри все заиндевело. Да, на простынях не было черных следов и ткань не обуглилась. Но, видимо, огонь прорывался. Пусть совсем немного, но тлела моя одежда, так что запах остался. Значит, я правильно думал, что рано мне расслабляться. И уж тем более нельзя оставаться без сознания среди людей. Вдруг я ночью сожгу чей-то дом? Все, что я сейчас мог, это мысленно выругаться и попытаться наладить свою жизнь. Убрать огонь нельзя, но, наверное, можно как-то обезопасить окружающих?
За себя я не волновался, пламя действительно не причиняло мне никакого вреда. Даже полезным было. После того, как оно вырвалось, от ран, которые мне нанесли фроскуры, остались только царапины. Даже не сказать, что меня рвали когтями и клыками десятки тварей! Теперь я вспомнил, что следов на моей коже не осталось и после действий алхимика. Все будто огнем слизало! Кроме уже существующих шрамов, естественно. Они снова казались ярче, как и в прошлый раз. Знать бы, что тому причиной...
Я добрел до парадной двери усадьбы незамеченным, все-таки было достаточно раннее утро и работники еще не собрались. Дверь, конечно же, была заперта. В этот раз на перезвон и стук мне отворили быстро, почти мгновенно. Управитель распахнул тяжелую дверь, встретил меня бешеным взглядом и тут же кинулся ощупывать, проверяя, жив ли я. Определив, что все-таки жив, с невероятным облегчением на лице он привалился тут же к стене и стер рукавом выступивший на лбу пот.
— Ох, господин Эгиль, какая радость! Мы уж думали, что все. Такое над дальним лесом творилось — огонь, дым, да еще и на забор попрыгунчики полезли, еле отбились всеми силами…
— Раненые есть? — нахмурился я.
— Нет, мужики взялись за вилы, а женщины за сапки, и перебили всех тварей! Пара царапин — и те я зельями промыл, что добрая магичка оставила. Тушки отдельно в кучу снесли, что делать пока не знаем, — отрапортовал Бальдр, а потом вздохнул: — Мы уж не надеялись, что вы живы…
Он внимательным взглядом осмотрел меня — дырявую куртку, кое-как зашитые штаны. Одежду мне в Академии никто не дал, но нитку с иголкой, чтобы как-то подправить совсем плачевное состояние штанов, выделили. Я был благодарен и за то.
— Я сам не надеялся, что выживу, — признался я управителю. — Но повезло. А вот охотнику — нет. Сожрало его что-то в озере, мелькнул хвост громадный. Нам, Бальдр, сейчас совсем в лес лучше не ходить и укрепить границу крайне важно!
— Беда, господин, — качнул головой управитель. — Кто ж знал, что такое в лесах. Я здесь уже два десятка лет живу. Приехал, только-только женившись на моей Танье. Тварей этих только у охотников в силках и видал. Забор обновляли давно, бед же не знали. А вчера твари лезли и лезли… Как представлю, что рядом со мной вчера работников не было бы, то кровь в жилах стынет. Да и мальчика своего я бы уже потерял! Вовремя вы появились, господин Эгиль, от всего сердца вам благодарен. В жизни мне этого долга не отдать.
Прослезившись, он принялся кланяться и хватать меня за руки, пытался уткнуться лбом в ладонь. Совсем будто с ума сошел, видимо, сильно явно он представил, как не осталось ни сына, ни жены, а потом и его твари сожрали. В это мгновение я понимал его, как нельзя лучше. Больно быть беспомощным.
Что ж и у меня, и у Бальдра был второй шанс — возможность теперь сделать все как следует. Я точно не собирался оставлять поместье без защиты. Да, придется потратить еще немного денег из тех, что передала мне мама. Но я хотел быть спокойным и знать, что в мое отсутствие ничего с управителем, его семьей или работниками на моих землях не случится. А деньги… Сезон урожая покажет, какими будут доходы поместья.
«И будут ли вообще», — хмыкнул я. Оставил Бальдра на подбежавшую к нам Танью и ушел. Этот разговор заставил меня потратить последние капли силы. Хотелось лечь и отключиться. И плевать на огонь, вымотался так, что даже осторожность отказывала. К тому же я почти сразу, как занял большую хозяйскую комнату, убрал из нее большую часть того, что могло гореть — никаких портьер, тканей, балдахинов и лишней мебели. Правда, кровать все-таки оставил. Спать на полу я себя заставить не смог.
Возможно, усталость становилась преградой кошмарам. Потому что сон с болью, руками, чужим присутствием и уже знакомыми мне синими узорами пришел только ближе к полудню. К тому времени я уже несколько раз просыпался, но встать с кровати не смог. А потом погрузился в дрему — полусон. В нем мое тело дрожало, но будто тиски сдерживали эту дрожь, я опять не мог пошевельнуться или отвернуться. Зато удалось сосредоточиться на синих рисунках. Я таких не видел, их значение тем более ускользало от моего понимания, но пару странных закорючек пытался запомнить изо всех сил. Это желание — запомнить хотя бы что-то — не позволяло мне погрузить в ужас и боль того, что со мной делали чужие руки.