Аккорды безумия
Шрифт:
— Да. Всю зиму они не были мне нужны. Но почему когда я показал вам свою силу, мне не было так больно?
— Возможно, из-за того, что ты не использовал драконью душу для изучения этого слова. Или ты применил слишком большое усердие, когда Кричал.
Я попытался изобразить жалостливый взгляд, пытался посмотреть на этого старика, как смотрят дети на своих родителей.
— Арнгейр, почему именно я?
Седобородый по-доброму улыбнулся — скорее всего, у меня получилось.
— Возможно, Акатош посчитал тебя достойным своего дара.
— Но моя партия не питает любви к человеческим расам, все считают, что мы хотим поработить тех, кто не мер, а несогласных
Моя собственная речь вызвала отвращение к себе же, я чувствовал себя побитой собакой, что идёт искать ласки у добрых детей, но отчего-то на душе мне стало немного легче, когда я выговорился старику.
— Мне почему-то кажется, что ты перестал быть талморским юстициаром. По крайней мере, в чём-то ты лучше и чище большинства своих коллег. Акатош, думаю, это видит.
Я хотел возразить ему, сказать, что не бывает бывших юстициаров. Те, кто выбирает этот путь, должен разделять все идеи Талмора, делать всё для возвышения нашей расы. Учебка завершает дело, превращает обычного чистокровного альтмера в часть элиты общества, в деталь одного огромного механизма. Но я и сам чувствовал, что прежний Анкарион умер где-то там, в заснеженных горах Солстхейма, а в Скайрим прибыл кто-то другой.
— Возможно, ты прав.
Но захочешь ли ты узнать, как я становился «лучше и чище» большинства моих коллег?
***
Скажи, Мастер, ты много слышал о Доме Телванни? Нет-нет, не подумай, что я решил пустословить или просто похвастаться перед тобой. Поверь, сейчас это важная деталь. Знаешь, до Кризиса Обливиона Дом были воистину Великим, их, а лорды являлись самыми могущественными волшебниками. Для меня, к сожалению, это тоже лишь слухи и рассказы стариков, заставших те времена — всё же по меркам моей расы я достаточно молод. Говорят, из спор особых грибов с помощью магии они могли выращивать целые города — но Тель-Митрин был лишь тенью прежнего величия. Но даже несмотря на это, он всё же прекрасен и так же внушает какой-то трепет и почти детский восторг. Представь только: посреди пепельной пустоши, по соседству с умирающими деревьями раскинулся грибной лес, а почти возле кромки воды на базальтовых скалах стоит замок, выращенный из грибов. Это место поражает и днём, но ночью, когда вокруг летают лунные мотыльки и светлячки, оно воистину прекрасно.
Управительница бормотала нечто невнятное о том, что её господин может быть занят и просто не в духе принимать посетителей, но я пропустил её речи мимо ушей и просто шёл к главной башне. Не для того я тащился сюда через весь остров, чтобы выслушивать лепет какой-то прислуги.
— О, высшая раса, — с неприкрытой насмешкой в голосе заметил Нелот. — Ты за милостыней, или как?
Под «милостыней» этот сумасбродный старик наверняка подразумевал какое-нибудь поручение,
— У меня есть вопросы, и мне нужны на них ответы.
Нелот всё так же презрительно усмехнулся.
— Вопросы есть и у меня. Очень много вопросов. Например, почему моя управительница никогда ничего не успевает вовремя, почему в ученики мне достался такой болван. Хотя, нет, сейчас я хочу знать, почему ты беспокоишь меня всякими глупостями и не проявляешь ко мне никакого почтения. Хотя бы из уважения к моему возрасту.
Пусть этот данмер кичится своим возрастом сколько угодно. Я не опущусь до того, чтобы заискивать перед ним и чуть ли не на коленях ползать, не получит он такого удовольствия.
— Вчера утром я убил дракона.
Старик фыркнул.
— И что дальше? Велишь памятник себе поставить, или сразу в боги возвести? Если хочешь похвастаться своими воинскими подвигами — иди в Воронью Скалу, такие рассказы там по вкусу придутся. Может, тебя даже запишут в редоранскую братию, если попросишь.
Издевается, хочет вывести меня из себя, чтобы затем испытать на мне какое-нибудь своё заклинание. Но нет. Я не допущу той неосмотрительности, как в прошлый раз. Пусть ехидничает, пусть издевается — я буду оставаться спокойным и хладнокровным.
— Когда это произошло, ко мне от него перешла какая-то сила, и в моей голове зазвучало слово на незнакомом мне языке.
Презрительная усмешка, перечёркивавшая лицо старого колдуна, усилилась.
— Это уже интереснее. И почему такой могущественный бог, как этот ваш Ауриэль наделил своим даром такого н’ваха, как ты?
Я не мог сдержать недоумения. Что хотел сказать этот старый богохульник?
— Я не совсем понимаю вас… мастер Нелот, — я сделал вид, что не обратил внимание на последние слова данмера.
— Скажи, ты же ещё помнишь, кто такой Тайбер Септим и чем он был знаменит? Конечно, ты помнишь. Вам, альтмерам, только упомяни это имя — сразу в какой-то нездоровый экстаз впадаете. Кстати, никогда не понимал всей этой возни с запретом поклонения Талосу. Не нравится он вам — не поклоняйтесь, нет же, вы взяли, да капризничать, как дети малые начали. Знаешь, по мне это как-то… нездорово смотрится, вон, даже эти идиоты из Храма с мертвыми АльмСиВи оказались помягче.
Всё же старик знает, на что нужно надавить, как вывести из себя. Он провоцирует меня ради собственной же забавы, хочет посмотреть, когда я всё же сдамся и сорвусь. Нет, не дождёшься. Я не доставлю тебе такого удовольствия.
Решаю перевести тему.
— Хорошо, как со всем этим может быть связан человек в золотой маске, и почему он мне снится. И кто он такой.
Нелот недовольно вздохнул.
— И почему все, кто решает надоедать честным и не очень людям и мерам через сны, так любят маски из золота? — недовольно поинтересовался он. О чём говорил этот старик, я понятия не имел, но уточнять — значило лишний раз провоцировать его на очередную глупую остроту. — Боюсь, больше ничем я тебе помочь не могу. Скаальский шаман в этом наверняка разбирается лучше.