Аккорды безумия
Шрифт:
— Идём дальше.
Мы с боем пробивались в глубины храма, нашими противниками в основном были неупокоенные мертвецы, лишь однажды нам попалась небольшая группа культистов. Я заметил, что драугры почти не трогали их, хоть заклинаниями отпугивания нежити эти люди и данмеры не пользовались.
Чем дальше мы двигались, тем больше я удивлялся Мираку — храмом это уже можно было назвать очень тяжело. Крепость, замок — что угодно, но не место поклонения. Нам приходилось преодолевать ловушки — среди которых раскачивающиеся лезвия были самым, пожалуй, несложным испытанием. Я видел, как скелеты каких-то людей были
Ты когда-нибудь задумывался, Мастер, что такое безумие? Знаешь, как оно рождается? Слышал ли ты в своей голове голоса — но не понимал ни слова, что они тебе говорят?
Стена, испещрённая какими-то отметинами, звала меня, один из символов в центре начинал светиться, будто что-то говорил мне…
MUL!
MUL!
MUL!
Я смотрел на слово, как заворожённый, изучал каждую черту, каждую точку, хоть и абсолютно не понимал их значения. Я пытался разглядеть его, прочувствовать, повторить — но ничего не происходило. Потоки какой-то странной энергии обволакивали меня, впитывались, сливались с моей сущностью, я тонул в их светло-голубом с прожилками золота сиянии. Такое уже было со мной — возле древних нордских руин к северу от нашего лагеря.
— Фрея, ты слышишь это? — я надеялся, что такие стены в силу каких-то своих особенностей распространяют какие-то иллюзии на всех разумных существ, пытался успокоить себя же, убедиться, что мой рассудок всё ещё в порядке. — Ты видишь?
— Что я должна видеть и слышать? — в голосе скаалки звучало недоумение.
— Ну вот же, смотри, — я ткнул в светящийся голубым символ, звавший меня. — Он светится и что-то пытается сказать, но я не понимаю ни слова. Неужели ты не слышишь и не чувствуешь?
Фрея прожигала меня взглядом, хотела задать вопросы — дикарка, кажется, не спешит объявлять меня сумасшедшим. Где-то рядом с нами послышались щелчки, крышки каменных гробов отлетали, выпуская своих обитателей.
— Бежим!
Кажется, это крикнули мы оба — и оба кинулись из этой камеры прочь, мне едва хватило воли, чтобы призвать на помощь грозового атронаха.
— Эльф! Помоги мне!
Скаалка остановилась возле горящей жаровни, пыталась опрокинуть её — но сил ей не хватало. Я обхватил до боли горячий её выступ, служивший украшением; кожа моих форменных перчаток немного защищала, уменьшала боль — без неё на моих руках наверняка образовались бы волдыри. Мы ухитрились скинуть горящие угли на неупокоенных мертвецов — и это, кажется, их задержало.
Я остановился возле каменного выступа — идеальная позиция для того, чтобы расстреливать приближающихся драугров из засады, а если один из них владеет той странной магией, выступ послужит нам идеальным убежищем. Скаалка, кажется, поняла мой план, отдала мне зажженные стрелы, а сама оборвала подол одного из убитых культистов и обмотала им один из своих топоров.
— Если драугры не остановятся и доберутся сюда — подожги тряпку, — потребовала она. — Я закончу остальное.
Мертвецы начали прорываться из огненной ловушки — парочка из них спустя некоторое время падала и догорала, ещё троих мне удалось подстрелить подожжёнными стрелами.
— Подожги, — потребовала Фрея. — Я доберусь к драугру поближе и убью его.
Я не стал переубеждать скаалку и выполнил её просьбу. А сам спрятался за уступ — и наблюдал за исходом боя. Фрею действительно не стесняла её броня, она двигалась настолько тихо и быстро, что драугр не заметил её. Предательский удар со спины сталгримовым топором отрубил мертвецу вооруженную руку, следующий поджёг остатки её одеяний. Пламя перекидывалось на иссохшуюся кожу, поднималось вверх, заставляло драугра метаться из стороны в сторону с противным скрипом — и, в конце концов, точно так же рухнуть без движения на пол. Скаалка брезгливо сбила остатки горящей ткани с топорища.
— А вот теперь, эльф, ты мне кое-что объяснишь, — потребовала она.
— Я уже сказал тебе — я слышал какие-то слова и видел какое-то свечение. Ты ничего подобного, очевидно, не заметила.
Я пытался оставаться спокойным, надеялся, что ещё не прослыл в глазах этой женщины глупцом или умалишённым.
— На какие вопросы ты хочешь найти ответы? — её голос, кажется, вот-вот сорвётся в крик. — Что ты ищешь здесь? Вам чужды наши обычаи, считаете всё, что свято для нас, глупым. Так зачем ты пришёл сюда?
Стоит ли рассказать ей о том, что произошло со мной пару дней назад? Может, в верованиях скаалов есть какая-нибудь легенда, способная пролить свет на это? Да, это звучит очень глупо — но в своём отчаянии я готов поверить любой, даже самой глупой сказке. Меня пробирал смех — я, образованный чистокровный альтмер, юстициар, готов поверить в сказки какого-то примитивного человеческого народа!
— Я… я не знаю, как это объяснить, — в моём голосе зазвучала неуверенность, пугавшая меня самого. — Два дня назад утром я убил дракона. Ко мне от него перешла какая-то сила — если ты знакома с заклинанием захвата душ, ты можешь примерно представить, как это происходило. Только камнем душ был я сам.
Фрея оставалась серьёзной, она не спешила обвинять меня в чём-то или насмехаться, как это делал Нелот.
— Если ты не лжёшь и не заблуждаешься — ты наша единственная надежда, — с каким-то странным благоговением произнесла она. — Когда мы вернёмся в мою деревню и немного передохнём, я отведу тебя к Заставе Сиринга. Там ты получишь силу, которой когда-то овладел Мирак. И освободишь Солстхейм от его влияния.
Теперь я уже не мог сдержать смех. Эта дикарка считает, что я должен стать героем-спасителем?
— Мне нет дела до этого проклятого острова. Я волен в любой момент снять свой корабль с якоря и уплыть отсюда.
Конечно же, я немного блефовал. Во-первых, я не мог оставить своих подчинённых в том состоянии, в каком они пребывают сейчас. А во-вторых, я не мог отступить, когда выполнение моего задания могло приблизиться. Может, стоит предложить этой женщине сделку — секрет обработки сталгрима в обмен на освобождение Солстхейма от влияния этого Мирака?
— Ты ведь приплыл сюда не один. Твои воины наверняка стали пленниками Мирака, а ты сам едва вырвался. Я права?