Аквариум
Шрифт:
— Я не вижу, — спустя минут пять сказал он. — Никого нет. Хотя, если эта дрянь сидит где-нибудь и не шевелится, то ее хрен заметишь. Ладно, может так почую опять…
Посмотрел на часы:
— Пять минут еще курим и идем.
Стояли молчали, тяжело дыша.
— Да уж, покурить бы сейчас… — вдруг мечтательно протянул Серега. — И коньячку выпить… Я раньше водителем работал у воротилы одного. Платил много, но работа — почти круглые сутки. Ни отдохнуть нормально, ни выпить… Я, когда отпуск брал — на две недели в запой уходил. Жена сына забирала — и к матери. Папа отдыхает… —
— А сейчас думаю иногда — сколько времени зря просрал? Зачем? Лучше б сыном занимался, воспитывал, помогал, учил чему-то… Что мы за люди такие, блядь! Правильно ведь, правильно сказано — что имеем не храним, потерявши плачем… Вот и плачем теперь тут, в сральнике этом!..
— Ладно хорош. — мягко сказал Леший. — Что разошелся-то на маршруте? Все кого-то потеряли… Егор — вон… Я, Света. Даже у Бабушки кто-то там был…
— Да не знаю. Больше года держался, мысли гнал, зубы сжимал. А сейчас про бухло вспомнил и прорвало чего-то… Ладно. Все нормально. Пардоньте, господа, за меланхолию. Ну че? Двинули?
— Двинули. — пробормотал Леший. — Меланхолик справа, Егор — слева. Ты, кстати, Егорка на медаль сегодня уже наработал. Вернемся — Бороде предъявишь, а мы подтвердим. Может ништяком каким наградит.
— Да, Егор у нас теперь — настоящий пожарный, — поддержал Серый. — Кроме шуток. Молодец, удивил стариков.
Я промолчал. С одной стороны, было очень приятно слушать, как тебя хвалят опытные стрелянные мужики, с другой, нечаянные слова Сереги про свою прошлую жизнь как-то отозвались внутри, поменяли что-то в восприятии мною этого хмурого молчаливого мужика. Как будто Серега перестал быть для меня вынужденным товарищем по несчастью, а стал просто товарищем, другом, которого понимаешь и за которого переживаешь… Да странные метаморфозы сознания последние несколько дней. Странные…
Мигающий светофор на перекрестке приближался. Мне казалось, что я слышу в тишине гудение наших натянутых до предела нервов. Мой сектор обзора слева — как раз со стороны, где мы видели зверушку на стене. Взгляд движется по окнам вверх-вниз, стараясь не пропустить даже намека на движение. Вон то самое окно, куда она залезла. Зияет распахнутым прямоугольным ртом на последнем этаже. Все, прошли мимо. Вот синий козырек, где она сидела, — тоже мимо. Наверное, отдыхает Спайдермэн. Спит в своей паутине…
Остановились там же, за остановкой. Скинули рюкзаки, сели прямо на асфальт. Леший припал к биноклю. Мы с Серегой молчали, пытаясь восстановить дыхание.
Наконец наш ведущий оторвался от бинокля:
— Ну что, мужики, вроде прошли. Немного еще. Осталось мимо института прошмыгнуть и, считай дома! Егор, ты че бледный какой?
— Ребра болят. Спина болит. Голова… Меня этот мудак волосатый так оприходовал, хоть в больницу ложись…
— Нету здеся поликлиник, исключительно самолечение, — протянул Леший, опять смотря в бинокль вдаль, по Старогвардейской. Нам туда не надо, решил, видимо, перестраховаться.
— Ничего, терпи, коза, а то мамой будешь. Если бы что серьезное было, ты до сюда бы не дошел. Тем более с таким весом… Ты, кстати, Горгулью видел когда-нибудь? — спросил он вдруг.
— Не имел еще удовольствия, — ответил я, — Только в книжках.
— На, посмотри, — довольно улыбаясь, протянул он мне бинокль. — Метров триста по правой стороне, старый четырехэтажный дом, красивый такой с башенками. На крыше.
— Может не надо? — простонал я.
— Надо, Федя, надо! Пригодится.
Я взял бинокль. Да, помню этот дом. Еще дореволюционной постройки, поэтому неплохо сохранившийся. Вроде бы даже памятник архитектуры. Там на первом этаже ресторанчик еще был, японский. Суши, роллы, саке…
Сначала я решил, что это элемент фасада. Потом приблизил, увидел. На выдающемся вперед изящном карнизе сидела скрюченная темная фигура. Устроилась на корточках совершенно неподвижно, как будто каменная. Ноги тоже заканчиваются руками, здоровенными когтистыми пятернями, вцепившимися в карниз, руки, не менее когтистые свисают вниз, опираясь предплечьями на мосластые колени. Мускулистые бедра, перевитый жилами широкий, плечистый торс. Лицо — почти человеческое, только челюсть намного мощнее, а так даже нос есть и уши, остроконечные, как у эльфов из кино. Габаритами — не меньше Валуева. Сложно в бинокль определить, может даже крупнее. Но главное — за спиной торчат сложенные кожистые крылья, в натуре — Горгулья. В чем-то даже изящная, привлекающая своей хищной смертоносной красотой. Не то, что всякие Уроды и прочие.
— А она что, летать умеет? — спросил я.
— Не-е, только парить. Но далеко. — ответил Леший. — Залезет повыше и оттуда пикирует на голову. Когти — как скальпели. А вообще, она ядовитая, то есть заразная. Если поцарапает — лучше сразу пулю в башку. На следующий день такое начнется, мама, не горюй! Помнишь, Серый?
— Забудешь такое, — пробурчал тот. — Ну что, потопали? Засиделись, скоро свет выключат. Повылезают всякие.
— Потопали, — согласился Леший, забирая у меня бинокль. — Улицу перебегаем в темпе, чтобы не увидела, потом, за углом, сбавляем.
Перебежали перекресток. Опять на красный. Рефлексы мирного горожанина забылись очень быстро. Прошли мимо корпусов тихого пока строяка и добрались до нашего склона.
Леший, начавший спускаться первым, вдруг застыл. Мы с Серегой тоже встали, зная, что ничего хорошего это не предвещает. Я даже оглянулся — может Горгулья уже на голову пикирует? Нет. Сзади пусто. Впереди вроде тоже. До нашего люка еще метров двадцать спуска.
— Егор, а ты из дома того в эту сторону не смотрел? — услышал я напряженный шепот Лешего.
— Смотрел. Все спокойно было. Ну так, показалось что-то…
— Что показалось? — быстро перебил меня он.
— Ну-у… Типа три линии или нити будто промелькнули, я решил, что это от лестницы нашей…
— Три линии, — повторил задумчиво Леший. Пожевал губами. — Не. Не может быть. Мы же тут каждый день ходим…
— Что не может быть-то? — спросил явно начавший нервничать Серега.
— Да есть одна херня, ее Трассером называют, — нехотя проговорил Леший. — Но они к определенному месту всегда привязаны. Даже после перезагрузки не перемещаются…