Аквариум
Шрифт:
Ну и денек! Я перезарядил ружье и со всех ног бросился вниз. Соблюдать тишину уже не было смысла, сверху доносился топот уже не одной пары ног. Главное не споткнуться, думал я, огромными шагами прыгая через половину марша. Седьмой, шестой, пятый. Топот сверху приближался. Шустрые гады! Может с лоджии сигануть? Четвертый. Не, ну его, может успею хоть на улицу выскочить, там развернусь, одного точно завалю, остальных топором… Третий. Ну ни хера себе размечтался — остальных топором! Ха! Второй. Хриплое дыхание уже почти чувствуется спиной.
Первый!
Я вылетел в тамбур, врезался в стену, оттолкнулся вправо, мельком заметив безобразную морду сзади, на лестничной
— Свои! — раздался крик Лешего.
Я пролетел мимо и растянулся на асфальте, упав прямо на ружье, которое от удара садануло куда-то в сторону. Вслед за моим выстрелом раздались еще два, почти слитно. Потом меня подхватили подмышками с обеих сторон и очень быстро куда-то поволокли.
— Сам, сам! — заорал я. Меня тут же отпустили, и я, увидев удаляющиеся спины Лешего и Сереги, из последних сил припустил за ними.
Бежали недолго. Тяжело дыша, спрятались за какой-то будкой. Я просто упал на асфальт и судорожно хватал ртом воздух. Леший смотрел за угол, в сторону высотки, Серега водил стволом по сторонам. Минуты через три Леший повернулся и сказал:
— Вроде не бегут. — Посмотрел на меня. — Ну ты даешь, Егор!
Мы шли по широкому, метра четыре, и прямому, как тоннель метро, проходу. Над головой периодически мелькало серое низкое небо, но большей частью путь проходил под землей.
— Мы уж думали все — сгинул ты. Решали — в Сарай двигать или тебя идти искать, время поджимало, — увлеченно шептал Серега. — Тут — бац! Выстрел! Потом сверху стекло сыплется, кирпичи, а в конце — Волосатый как мешок с говном падает. Кровь в разные стороны брызжет, спина сломана, а он, сука, все равно живой, ползти пытается! Леха только подбежать успел, топором добить, тут чуть ли ему не на голову еще один прилетает, без башки! Леший ржет — разошелся, Егорка, пошли подстрахуем. К подъезду подходим, слышим топот, как табун лошадей скачет, только ружья подняли, тут ты вылетаешь, глаза, как тарелки, а за тобой еще двое мохнатых этих! Ну мы их вальнули и бегом. Ладно больше не выскочило, перезарядиться не успевали, хрен знает, как бы справились. Волосатые, они всегда стаями ходят. Только в домах раньше их не встречали, обычно на улицах.
— Они еще и на лифте катаются, — пробормотал я.
— Хорош пиздеть! — цыкнул Леший. — Не на прогулке.
Мы примолкли. Дальше шли в тишине, хрустело только под ногами асфальтовое крошево, да из скверов иногда доносились, приглушенные расстоянием, знакомые рыки. Волосатое царство…
Проход еще больше расширился, над головой снова появилось небо, а слева навис фасад театра Оперы и Балета. Высоченные колонны держат массивный высокий фриз, на котором вылеплены пронизанные коммунистической идеологией барельефы, а на самом верху вертикальную ось здания венчает десятиметровый памятник товарищу Фрунзе, гордо вздернувший в сторону площади вечно обгаженную голубями голову. В правой руке гранитная кепка, левая рука оторвана, из плеча торчит ржавая арматура. Как попал на крышу — непонятно. Раньше стоял на постаменте перед зданием…
Ныла спина, каждый шаг отдавался резкой болью в ребрах прямо около сердца, куда пришелся второй удар Волосатого, под расколотым шлемом с оторванным забралом прощупывалась знатная шишка. Зато живой. И вообще — общий счет теперь 3–0 в мою пользу. Так что — расту…
Проход кончился. По пологому откосу мы поднялись на уровень земли и огляделись. Никого. Перед нами лежала улица Краснознаменная, блестя дугами вздыбившихся трамвайных рельс. На другой стороне была Шестерочка, в окнах горел яркий электрический свет.
— Вон там, где рельсы по земле идут, — указал пальцем налево Леший. — Разбегаемся и перепрыгиваем. Я первый. Рельсов не касаться.
— А ничем не стуканет? — спросил я на всякий слушай. — Металл все-таки.
— Не стуканет. Проверено электроникой, — хохотнул тот. — Да ты не ссы Егор, я сам так сто раз делал. Пошли!
По очереди разбегались, прыгали. Вроде все нормально. Ничем не долбануло.
В магазин зашли осторожно, но уверенно. В магазинах ничего никогда не случалось. Это знали все. Почему так — не знал никто. Борода рассказывал, что и от Урода можно было в Шестерочке спрятаться, не лезет он туда почему-то. Боится. Потопчется рядом, поклокочет и уходит. А еще Борода рассказывал, что давно как-то другая команда, не наша, решила, что лучшего места для базы не найти. Безопасно, электричество есть и главное, жратва поле каждого периода на полках появляется. Ходить никуда не надо. Чем не жизнь? Запёрлись они всей группой в Шестерочку на Локтионовской, закрылись, расположились. А потом ночь наступила. И все. Не видел их больше никто. В магазине том — ничего. Ни следов от пуль, ни крови, только продукты на полках стоят, а людей нету. А было человек пятнадцать, причем, всем на зависть, три девки среди них. Отсюда — вывод. Ночуй только в проверенных местах, а за покупками — исключительно днем!
Вообще, конечно, это был очередной акт театра абсурда нашего существования. Наряду с наличием электричества в определенных местах, холодной, чистой воды в кранах, тоже далеко не везде, были эти магазины, причем исключительно Шестерочки. Ни в Каруселях, Перекрестках и прочих Ашанах ничего подобного не наблюдалось. Темнота, пылища и разнообразные твари, сидящие на кассах и с нетерпением ждущие глупых покупателей. А тут — четко каждые двенадцать днй, когда происходила, как ее называл Леший — «глобальная перезагрузка», то есть смена периодов, на полках Шестерочек появлялись консервы — мясные, рыбные, овощные, разнообразные крупы, макаронные изделия, чай, сахар, шоколад. Только продукты длительного хранения. Никаких овощей, фруктов, свежего мяса, хлеба не было. К большому сожалению немногочисленных обитателей Города не было и алкогольно-табачной продукции. Вообще.
Словно какой-то нелепый глобальный эксперимент, тест на выживание, где забитым, испуганным людям, будто подачку, периодически подкидывали еду, чтобы они подольше помучались и не съели друг друга. Или туповатая компьютерная игра с плохо прикрытой рекламой конкретной сети супермаркетов. Где мы все — кто-то типа бездушных виртуальных персонажей или ботов с набором определенных навыков и умений, копошащихся на экранах неведомых пользователей, которым неведомые пиарщики пытаются впарить тот или иной продукт, в нашем случае — эту гребанную Шестерку.
Короче говоря, нам выбирать не приходилось. Поэтому — развернули рюкзаки, забили их под завязку небесными дарами по списку и, кряхтя от тяжести, двинули в обратный путь.
Перекинули груз через рельсы, перепрыгнули сами, и спустились в лабиринт. С таким весом на спине, шли, конечно, медленнее, громче — я вращал головой во все стороны, ожидая какой-нибудь подлянки, типа прыжка Волосатого сверху. Однако, прошли без приключений. Вылезли на Пилоновской, перебежали проезжую часть. Остановились, как можно дальше от моей высотки, стояли, отдыхали. Леший, достав бинокль, начал сканировать уходящую вдаль Старогвардейскую на предмет спайдермэнов на стене или еще кого.