Аквариум
Шрифт:
Барри. Спасибо. Ты фантастическая женщина.
Джун. Напишешь мне с дороги?
Барри. В первом же Интернет-кафе. Сейчас же собираюсь и уезжаю.
Джун. Я буду думать о тебе.
Хоть я и торопился, мне непременно хотелось раздобыть белую машину. Пришлось обзвонить три фирмы, и только в последней нашелся «БМВ» — единственный свободный автомобиль белого цвета.
Когда я выехал из Берлина, уже смеркалось. Я прибавил газу. Ни о чем не думая, мчался прямо в ярко-красное небо. В голове крутилось: «Белый конь, белый конь, белый конь…»
Я остановился выпить кофе в Михендорфе, и когда
— Если вас устроит, что я буду молчать, — сказал я и открыл пассажирскую дверцу.
Со скоростью двести километров в час, а то и больше, мчался я навстречу последним темно-красным полосам на вечернем небе, мигая дальним светом, едва завижу кого-нибудь впереди себя в левом ряду, и не сразу заметил, что моя пассажирка сидит, судорожно вцепившись в дверную ручку. Косточки на пальцах побелели.
— Простите, — сказал я и сбросил скорость.
— Мне тоже молчать?
— Да.
Вскоре, правда, скорость опять выросла до двухсот десяти: «Белый конь, белый конь, белый конь». Когда впереди показалась турбаза в Пегнице, девушка попросила ее высадить.
— Простите, — повторил я и, когда она вылезала из машины, услышал: «Все равно спасибо», а потом снова нажал на газ.
Доехав до Остербуркена, я наконец почувствовал усталость и голод, к тому же мне страшно захотелось выпить. Ресторан в гостинице был уже закрыт, я пошел в город и устроился в первой же приличной пиццерии, где осушил целую бутылку вина, чего вообще-то никогда не делаю. Однако на этот раз я знал, что иначе не засну. На обратном пути в гостиницу я заблудился. Впрочем, мне было все равно. Я шагал с удовольствием, хоть дорога порой и уходила из-под ног. Ночь была теплой — совсем летней, как тогда, — и к тому времени, когда я все-таки нашел гостиницу, я уже протрезвел.
Похоже, я все-таки заснул. Во всяком случае, когда в ответ на стук горничной я заорал, чтобы меня оставили в покое, было уже светло, а часы показывали половину десятого.
Бросив взгляд в пустой зал для завтрака, уставленный стульями из светлого дерева с лилово-оранжевой обивкой, я расплатился за номер и вышел в город. Слева находилось кафе «Чибо», я миновал его, потом еще два кафе, судя по интерьеру, ориентированных на бабушек-сладкоежек, и в конце концов неподалеку от школы заметил заведение для тинейджеров. Меня потянуло туда, несмотря на доносившуюся громкую музыку в стиле хип-хоп. Лет пятнадцать назад здесь, возможно, бывала Шейри. Все называли ее Санди и мечтали с ней подружиться, потому что, бесспорно, она и тогда уже была особенным человеком. Способной и обаятельной. К тому же ее старший брат играл на гитаре. Мне вдруг захотелось зайти в школу, правда, я понятия не имел, в которой из трех здешних школ Шейри училась.
Возле школы я остановился, даже вышел из машины, но тут же залез обратно, заметив, что на меня таращатся несколько ребятишек. Не хотелось, чтобы меня приняли за извращенца, поджидающего своих жертв возле школы.
Шесть километров до Виддерна. Там только одно кладбище, небольшое. Скорее всего я не встречу ни дьячка, ни священника, ни сторожа, которые могли бы мне помочь в поисках могилы.
Две пожилые женщины боролись с сорняками, третья неподвижно сидела на скамейке. Пройдя еще несколько шагов, в глубине кладбища между надгробиями я
В Хайльбронне я отыскал довольно комфортабельную гостиницу, где я, возможно, сумел бы выдержать пребывание в этом городе, имевшем, по-видимому, важное стратегическое значение и потому состоявшем сплошь из архитектурных уродцев, не считая нескольких церквей и старых домов. Я попросил установить в номере компьютер и запустил программу переписки в реальном времени. Экран подозрительно мерцал, но проверять контакты не хотелось. Мне не терпелось пообщаться с Джун.
Барри. Ты на месте?
Джун. Разумеется. Привет. Где ты?
Барри. В Хайльбронне. Город производит удручающее впечатление: блеклый и угрюмый, хотя вовсю светит солнце.
Джун. Побывал там?
Барри. Да. Среди могил стоял какой-то молодой человек, и я вдруг испугался, что это может быть Матиас.
Джун. Как дела?
Барри. Тебе не обидно, когда я говорю о Шейри?
Джун. За тебя. Потому что ты страдаешь. За себя — нет. Я не ревнивая. Не волнуйся.
Барри. Странное чувство оттого, что я тебя не вижу. Мне этого не хватает.
Джун. А мне не хватает твоих глаз.
Барри. Что сейчас делаешь?
Джун. Пишу. О нас.
Барри. А тебе известно, что иногда, печатая, ты трогаешь свой сосок?
Джун. Выдумываешь. Избыток воображения.
Барри. Да нет, я видел своими глазами. Возможно, погрузившись в свои мысли, ты даже ничего не чувствуешь. Некоторые наматывают волосы себе на палец, неосознанно. Например, моя сестра.
Джун. Если ты не фантазируешь, должна признаться, что для меня это новость.
Барри. Забавно. Сейчас, когда я не могу встать и посмотреть на тебя, кажется, будто я тебя выдумал.
Джун. Значит, я тоже тебя выдумала.
Барри. И?..
Джун. У обоих получилось.
Барри. Мило. Смеюсь.
Джун. А я усмехаюсь.
Мне не хотелось прерывать беседу, но я не знал, что писать дальше. Я как-то оробел. Джун нарушила молчание.
Джун. Когда снова туда поедешь?
Барри. Скоро, примерно через часок. Нужно набраться мужества.
Джун. Я думаю о тебе. Все время.
Барри. А я это чувствую?
Джун. Тебе лучше знать.
Барри. Пожалуй.
Джун. Когда вернешься?
Барри. Послезавтра.
Джун. Звонит массажист. Мурлыкаю, предвкушая удовольствие.
Барри. До скорого. Может, вечерком напишу.
Джун. Пока.
Некоторое время еще я лазил по Сети в поисках сайтов, посвященных этим местам, — Виддерну, Хайльбронну и Мекмюлю, но ничего интереснее адресов средних школ, рекламы и информации для туристов мне на глаза не попалось. Потом открыл свой ящик электронной почты.
Меня ждало письмо от Карела. Он писал, что на следующий день вечером, в хорошем настроении и нарядившись в лучший костюм, я должен приехать в «Лобби», чтобы оказать ему моральную поддержку. Конечно, бар будет полон и так, если придут все, кто собирался, но на всякий случай он повесил пару рекламных плакатов и дал объявление в «Берлинер цайтунг». «Никаких отговорок, ты нужен мне. Карел», — заканчивалось письмо.