Алая буква (сборник)
Шрифт:
– Но, дорогая кузина, – сказала Фиби, – если этот юноша настолько опасен, зачем же вы позволили ему остаться? Он может поджечь весь дом, а то и учинить что похуже!
– О, иногда я всерьез задаюсь вопросом, не стоит ли его отослать, – ответила Хепизба. – Но при всех своих странностях он очень спокойный человек, с весьма интересным складом ума, и, хотя я слишком мало знаю этого юношу, я пожалею, если совершенно избавлюсь от его общества. Когда женщина столь долго живет в одиночестве, ей простительно радоваться и таким знакомствам.
– Но что, если мистер Холгрейв вне закона? – запротестовала Фиби, которая была очень законопослушной особой.
– О! – беззаботно воскликнула мисс Хепизба; при всей ее сдержанности жизненный опыт заставлял ее скрежетать зубами при одном упоминании о человеческих законах. – Полагаю, что он сам себе закон.
6
Родник
После утреннего чая деревенская девушка отправилась в сад. Когда-то огромный, теперь он сократился до маленького пятачка, огражденного высокими деревянными заборами и пристройками домов, стоящих на другой улице. В центре его находилась лужайка, окружающая руины небольшого строения, в котором можно было узнать летний домик. Побеги хмеля, растущие из прошлогодних корней, уже начали оплетать его, но понадобится еще немало времени, чтобы зеленая мантия прикрыла дырявую крышу. Три из семи шпилей прямо или искоса глядели в мрачном смирении на этот сад.
Черная жирная почва долгое время кормилась разложением: опавшими листьями, лепестками цветов, стеблями и семенными коробочками беззаконных сорняков, куда более полезных после своей гибели, нежели при жизни.
Злые семена прошлых лет вполне естественным образом прорастали снова и снова (что символично перекликается с дефектами общества), стремясь укорениться как можно ближе к людским домам. Однако Фиби заметила в саду и следы неустанного труда. Белый близнец розового куста был заново подвязан у дома ранней весной; грушевое дерево и три тернослива, единственные плодоносящие растения помимо красной смородины, похоже, были недавно подрезаны и избавлены от чересчур разросшихся или больных ветвей. Обнаружила она также несколько старинных сортов цветов, передававшихся здесь по наследству, не в самом лучшем состоянии, но тщательно прополотых; словно кто-то, в проявлении любви или любопытства, стремился придать им все возможное великолепие. В остальной части сада росли разнообразные овощи. Летние тыквы почти распустили свои золотые цветы, огурцы широко раскинули свои плети, два или три ряда стручковой фасоли вились по опорам; томатам отвели весьма уютное и солнечное местечко, и стебли их превратились в настоящих великанов, обещая ранний и щедрый урожай.
Фиби раздумывала, чьему же труду и заботе могут быть обязаны все эти овощи, кто содержит сад в чистоте и порядке. Наверняка не кузина Хепизба, у которой вовсе не было склонности к разведению цветов, хотя это занятие считалось пристойным для леди, и – учитывая ее затворничество и привычку прятаться в мрачных тенях дома, – она едва ли вышла бы под открытое небо, чтобы выпалывать сорняки и окучивать грядки с бобами и тыквами.
Фиби впервые в жизни оказалась вдали от привычной деревенской обстановки, поэтому она нашла неожиданное очарование в этом уголке среди травы, кустарников, благородных цветов и плебейского огорода. Словно само Небо глядело на них с мягкой доброй улыбкой, радуясь тому, что природа, которую успели вытеснить из пыльного города, смогла найти себе этот уютный уголок. Который обрел немного дикой красоты, невероятно нежной, благодаря паре малиновок, устроивших гнездо на грушевом дереве; они деловито и радостно порхали в переплетении темных ветвей. К тому же пчелы, как ни странно, считали, что это местечко достойно их внимания, и прилетали сюда от фермерских ульев за много миль. Как далеко они путешествовали по воздуху со своей сладкой ношей, не раз возвращаясь в сад с рассветного до закатного часа! Вечер уже настал, однако одна или две пчелы приятно жужжали над тыквенными цветами, в глубинах которых вершили свой золотой труд.
Был и еще один объект в саду, который по праву мог бы принадлежать самой Природе, как бы люди не стремились присвоить его себе. То был фонтан с круглой кромкой из старых замшелых камней, с чашей, выложенной мозаикой из разноцветных камешков. Легкое волнение воды, бившей из фонтана, творило волшебство с искусно выложенной галькой, создавая постоянно меняющиеся образы странных фигур, которые появлялись и исчезали, не позволяя себя рассмотреть. Затем, выливаясь на кромку замшелых камней, вода убегала куда-то за забор по каналу, который мы с сожалением вынуждены назвать канавой. Не стоит также забывать о курятнике крайне почтенного возраста, который стоял в дальнем углу сада, неподалеку от фонтана. В последние дни там обитал лишь петух, две его жены и их единственный цыпленок. Все они были чистокровными наследниками вида, который передавался по наследству поколениями Пинчеонов, и были слухи, что когда-то представители этой породы могли достигать едва ли не размеров индюшки, а мясо их было настолько нежным, что подошло бы и королевскому столу. В доказательство истинности этой легенды Хепизба могла показать скорлупу от яйца столь огромного, что не посрамило бы даже страуса. Как бы то ни было, современные куры были едва ли больше голубей; пыльные и растрепанные, они слонялись по двору, издавая сонные и меланхоличные звуки. Очевидно, порода их выродилась, как произошло с большинством знати из-за чересчур тщательного и последовательного стремления сохранить чистоту крови. Пернатое семейство слишком долго существовало обособленно от других и, судя по виду и поведению этого поколения, знало об этом. Они, несомненно, выживали, даже откладывали яйца и выводили цыплят, но не ради собственного удовольствия, а лишь затем, чтобы мир не утратил когда-то столь выдающийся род пернатых. Отличительным их признаком в новые времена стал прискорбно маленький гребень, так странно и непристойно похожий на тюрбан Хепизбы, что Фиби, – зная, что отягчает свою совесть, но не в силах сдержаться, – не смогла не провести аналогии между этими жалкими пернатыми и своей уважаемой родственницей.
Девушка побежала в дом, чтобы собрать крошки хлеба, холодный картофель и другие объедки, которые могли прийтись по вкусу курам. Вернувшись, она издала некий звук, который они совершенно четко узнали. Цыпленок выбрался сквозь дыру в стене курятника и подбежал с необычной для него живостью к ее ногам, а петух и его леди наградили девушку странными косыми взглядами, после чего заквохтали, словно обмениваясь мнениями о ее характере. Облик у кур был столь важным и древним, что это наводило Фиби на мысль: перед нею не просто наследники славного старинного рода – они словно существовали здесь с самого дня постройки Дома с Семью Шпилями и были определенным образом связаны с его судьбой. Возможно, то были духи-хранители или баньши [33] , пусть они и отличались от прочих ангелов-хранителей крыльями и перьями.
33
Баньши – персонаж ирландского фольклора, женщина, которая, согласно поверьям, является возле дома обреченного на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.
– Вот, пернатое создание! – сказала Фиби. – Вот тебе вкусные крошки!
При этих словах цыпленок, хоть и казавшийся таким же дряхлым, как его матушка, сумел проявить достаточную живость, чтобы взлететь вверх, на самое плечо Фиби.
– Эта маленькая пташка свидетельствует вам свое высшее почтение! – раздался голос из-за спины Фиби.
Резко обернувшись, она с удивлением увидела молодого человека, который, видимо, вышел в сад через нижнюю дверь шпиля, соседствовавшего с тем, из которого вышла она сама. В руке он держал мотыгу; пока Фиби ходила за крошками, он уже начал окучивать корни томатов.
– Цыпленок ведет себя с вами так, как будто вы давно знакомы, – продолжил он спокойно, с улыбкой, которая сделала его лицо намного более приятным, нежели Фиби показалось на первый взгляд. – Эти почтенные персоны в курятнике, кажется, тоже к вам расположены. Вам посчастливилось быстро добиться их расположения! Меня они знают гораздо дольше, но так и не удостоили подобного отношения, хотя не бывало ни дня, чтобы я не носил им еды. Мисс Хепизба, полагаю, добавит этот факт в свои предания и всем расскажет, что куры узнали в вас Пинчеона!
– Секрет в том, – ответила Фиби с улыбкой, – что меня научили разговаривать с курами и цыплятами.
– Да, но эти куры, – откликнулся молодой человек, – эти родовитые куры наверняка с презрением отказались бы понимать вульгарный язык простых деревенских кур. Я предпочту думать, – как и мисс Хепизба, – что они узнали фамильный голос. Вы же из Пинчеонов?
– Меня зовут Фиби Пинчеон, – сказала девушка с некоторой сдержанностью, поскольку уже поняла, что ее новый знакомый – не кто иной, как дагерротипист, чьи беззаконные склонности старая дева так красочно ей описала. – Я не знала, что садом моей кузины Хепизбы занимается кто-то другой.
– Да, – ответил Холгрейв. – Я копаю, окучиваю, избавляю от сорняков эту черную старую землю, стремясь освежиться той простотой и естественностью, которые сумели здесь сохраниться после долгих веков человеческого труда. Я возделываю эту землю для развлечения. Мое скромное занятие, покуда оно у меня есть, не требует тяжких трудов. Если вкратце, я создаю картины из солнечного света, и, чтобы не ослепнуть от этой профессии, я упросил мисс Хепизбу пустить меня пожить в одном из этих мрачных шпилей. Стоит в него войти, и на глаза словно опускается повязка. Но не хотите ли вы взглянуть на образец моего производства?