Алая Вуаль
Шрифт:
— Привет? — тихонько зову я. Никто не отвечает. Конечно, никто не отвечает, да и зачем? Я ведь тоже ясно выразила свою позицию.
Интересно, их привлекают эмоции? Может быть, это любая сильная эмоция?
Но как можно заставить человека испытывать сильные эмоции?
Отбросив эту идею, я открываю Как Общаться С Мертвыми и пролистываю страницы, остановившись на одной из них посередине.
Теория царств, конечно, давно обсуждается учеными-оккультистами. Большинство сходится на том, что царства сосуществуют
Я захлопнула книгу, не прочитав больше ни слова. Не то чтобы я понимал большинство из них. Однако те, кто пересекает границу, никогда не поправляются — эта часть кажется достаточно ясной. Я осторожно кладу книгу на приставной столик, вытирая ладони о юбку, и успокаиваю себя тем, что все это лишь предположения. Даже вампиры не знают, как работает эта моя странная новая способность. Эти ученые, вероятно, понимают еще меньше.
Возможно, я могу просто попросить призраков явиться.
Прочистив горло и чувствуя себя нелепо, я перехожу на вежливый тон.
— Если здесь кто-то есть, не могли бы вы… не могли бы вы показаться? Я бы хотела поговорить с вами.
Когда никто не отзывается, я сжимаю руки в кулаки и пытаюсь снова.
— Я понимаю ваше… нежелание появляться, но, думаю, мы все хотим одного и того же. С вашей помощью я смогу покинуть этот остров гораздо раньше — фактически сегодня ночью, если мы будем очень умны. Нам просто нужно работать вместе.
Молчание.
Раздражение начинает подтачивать мое терпение.
— Мне нужно знать о серебре на Реквиеме. Все здесь уклоняются от ответа, когда я упоминаю об этом, но я полагаю, что призраки не друзья вампирам. — Подавив дрожь, я добавляю: — Михаль, наверное, сам всадил этот топор вам в шею, когда обманом заманил вас и вашу семью сюда. — Снова молчание. — Возможно, серебро может стать оружием против него? Мсье Марк упоминал об отравлении своего брата — полагаю, это означает, что вампиры могут умереть. Если только яд не ослабил Д'Артаньяна? Как можно заманить душу в тело кошки?
Когда никто не отвечает, я расправляю плечи, поднимаю подбородок и хмуро смотрю на пустую комнату. Если призраки и находятся здесь, подслушивая в стороне, то они точно не хотят участвовать в своей половине разговора.
— Знаете, нет никаких причин для сложностей, — раздраженно говорю я им. — С тех пор как я приехала, вы только и делаете, что терроризируете меня, рассказывая о том, как я должна слушать и как мне нужно уйти, а здесь я предоставляю вам реальную возможность сделать это, а вы предпочитаете меня игнорировать. Это совершенно идиотское поведение.
В ответ на это только часы на камине звонко бьют. Когда они заканчивают, снова погружая комнату в тишину, моя температура повышается с каждым тик,
Потеряв терпение, я подхватываю Как Общаться С Мертвыми и швыряю ее через всю комнату.
Она не ударяется о столбик кровати, как ожидалось. Более того, она вообще не бьется, и я недоверчиво наблюдаю, как уголок обложки словно пронзает воздух, рассекает эфир комнаты и исчезает в протянутой руке.
— Вы целуете свою маму таким ртом? — спрашивает легкий женский голос, и знакомая голова опускается, чтобы появиться в импровизированной щели между моей спальней и… чем-то еще.
С писком я отшатываюсь назад, но уже слишком поздно.
Странная дыра возле моей кровати продолжает расширяться, превращаясь в зияющую пасть, а вместе с ней падает и температура в комнате. Воздух становится все более разреженным и резким, пока я не начинаю с трудом дышать, пока мои легкие не грозят разрушиться, пока реальность не превращается в бред, похожий на сон, с его приглушенными цветами и мерцающим жутким светом. Действительно, вместо дыма из пламени свечи вылетает пепел. Он падает на мои волосы, как снег.
Призрак сидит на железных витках подножки, скрестив ноги, и пристально смотрит на меня.
— Это вы, — шепчу я, и мои глаза расширяются от узнавания, прежде чем я снова окидываю взглядом комнату. Потому что это сработало. Должно быть, сработало, но я не чувствую ни нарастающего давления в ушах, ни раскалывающей боли в голове. — Вы та, кто заглянула в мою замочную скважину в первую ночь. Вы говорили со мной.
Смех женщины яркий и заразительный, как колокольчики на ветру, а ее темные глаза блестят озорством.
— Вы говорите, что смотреть в замочную скважину неприлично. А вы когда-нибудь пробовали? Это мое любимое занятие.
— Что? Э-нет. Нет, не пробовала. — Мне стало легче дышать, и закралось подозрение, что мне вовсе не нужно дышать здесь. Где бы это ни было. — Простите, но… где я?
— Вы, конечно же, прошли сквозь вуаль.
— Сквозь чего?
— Вы действительно не знаете? — Она откладывает книгу в сторону, с любопытством наклоняет голову и рассматривает меня. Хотя от ее гладкой кожи и блестящих волос — длинных, густых и непрозрачных, возможно, насыщенного каштанового цвета — веет молодостью, в ней есть и что-то элегантное. Что-то мудрое. Она может быть моей ровесницей, да, а может быть, на несколько лет старше. Нет. На несколько лет моложе? Я хмуро смотрю на нее, пытаясь решить. — Как такое возможно после театра? — спрашивает она. — Неужели никто не объяснил?
— Простите, что спрашиваю, но кто… кто вы? Вы тоже были в театре?
Она насмехается.
— Абсолютно нет, и вам тоже не следовало. L'Ange de la Mort и в лучшие времена бывает шумным, наполненным всякими грубыми и неаппетитными существами. А меня зовут Мила.
Она делает паузу с важным видом, откидывая волосы с лица.
— Мила Васильева.
Мила Васильева.
Это имя явно должно что-то значить для меня, но поскольку я понятия не имею, что именно, я делаю реверанс, чтобы скрыть свое невежество.