Алая Вуаль
Шрифт:
Это было бы разумным поступком. Логичный поступок.
Насмехаясь, я поворачиваюсь на пятках.
— Никакие подарки не оправдают того, что вы совершили, мсье. Ваше сердце так же черно, как эти бриллианты.
Он проводит рукой по шелку и ловит меня пальцами, похожими на лед.
— Прости меня. Я думал, мы начали все сначала. Мне вернуть платье?
— Нет. — Я потянула за платье, помня о нежной ткани, но он не отпустил его. Вместо этого он медленно тянет его к себе, заставляя меня снова повернуться к нему лицом. Я хмурюсь и упираюсь каблуками. Он продолжает тянуть меня все ближе и ближе, пока мне не приходится напрягать шею, чтобы увидеть
Свободной рукой он достает из кармана длинные, роскошные вечерние перчатки, которые болтаются у меня перед носом. Я не могу понять, забавляет или злит его блеск в глазах. Возможно, и то, и другое.
— Да, — мягко говорит он.
Значит, просто злится.
— Хорошо, — рычу я, потому что я тоже злюсь, я в ярости, а он…
Он выхватывает платье из моих рук со смехотворной легкостью. Прежде чем я успеваю остановить его — прежде чем я успеваю произнести изумленное проклятие, — он аккуратно разрывает его на две части, роняя прекрасные кружева, шелк и бриллианты на пол у моих ног. Его глаза не отрываются от моих.
— Мое сердце еще чернее. Наслаждайся своей свободой, Селия Трамбле.
Он уходит, не сказав больше ни слова.
Глава 22
Антикварный Шкаф
Я жду полчаса, прежде чем выглянуть из комнаты и поискать хоть какие-то признаки Михаля. Десятки свечей освещают пустынный коридор, который со вчерашнего дня был вычищен до блеска: паутина сметена, гобелены вычищены, статуи отполированы — я не услышала ни единого звука. Похоже, слуги передвигаются так же бесшумно, как и их хозяин. Сделав неуверенный шаг из своей комнаты, я с тихим щелчком закрываю за собой дверь.
По словам Михаля, снаружи не появилось ни одного охранника, который бы услышал этот звук.
В складках юбки Одессы нетерпеливо звенят мои новые булавки, когда я спешу по коридору.
Приглушив их рукой, я слежу за светом свечи и пытаюсь проследить за шагами Дмитрия в тот первый вечер. Он привел меня прямо в кабинет Михаля, что кажется лучшим местом для начала поисков спрятанных вещей. Да и вообще единственное место, с которого можно начать поиски, ведь кроме прихожей я больше нигде в замке не побывала. Однако если Михаль уверен в моей способности сбежать, то, скорее всего, он вовсе не прятал крест — или уже бросил его в огонь.
При этом я едва не смеюсь.
Михаль слишком самонадеян, чтобы уничтожить такой трофей, но, как говорится, гордыня всегда идет впереди падения. Если крест все еще существует, если Михаль спрятал его где-то, я найду его, даже если мне придется разнести этот замок по кирпичику. Я найду его и как-нибудь использую в своих интересах.
Обязательно найду.
Однако моя уверенность быстро улетучивается, когда я неожиданно сворачиваю за угол и замираю в коридоре, уставленном доспехами. Их щиты темнеют и странно поблескивают в свете свечей, а мое собственное бледное лицо отражается от каждого из них, одновременно знакомое и непохожее. Мои черты дикие и фейские. Когда я смотрю слишком долго, глаза моих отражений, кажется, наливаются кровью, и… нет.
Задыхаясь, я встряхиваю головой, чтобы прояснить ситуацию, и поворачиваюсь,
Я останавливаюсь, и мои глаза расширяются, глядя на пустой участок стены передо мной.
Мне нужно сохранять спокойствие.
Потому что угол, за которым я только что оказалась, каким-то образом исчез, переместился, словно сам коридор отрастил себе ноги, как паук, и скрылся. Оставив меня здесь только с доспехами и тенями в качестве ориентира. Точно. Я тяжело сглатываю и медленно поворачиваюсь к ним лицом. По крайней мере, мои отражения пришли в норму, и я решила истолковать это как удачный знак. Возможно, замок не пытается меня терроризировать; возможно, он пытается мне помочь, и этот коридор приведет меня туда, куда мне нужно.
Однако когда ближайший шлем поворачивается, чтобы посмотреть, как я прохожу мимо, я отказываюсь от этой глупой мысли и бегу по коридору, скрываясь из виду, не останавливаясь, пока не достигаю лестницы, которая кажется мне смутно знакомой. Вот только она совсем не знакома. Как и следующая, и еще одна. Смахнув с глаз влажную прядь волос, я упираюсь руками в бедра и смотрю на портрет женщины в красном, стоящий передо мной. Секунду назад его здесь точно не было, и, конечно же, между морганиями он снова исчезает, оставляя после себя лишь пустую стену.
Это становится смешным.
Если я еще не прошла мимо вампира, не заметив его, и если этот вампир еще не связался с Михалем, Одессой или Дмитрием посредством какого-то макабрического52 контроля сознания, я съем свой левый ботинок. Любой из них может появиться в любой момент, а значит, у этой небольшой экскурсии есть срок годности. Неохотно вздохнув, я поворачиваюсь лицом к коридору, ненавидя себя за то, что собираюсь сделать.
— Мила? Ты здесь?
Она не отвечает, но после ее довольно драматичного ухода я ожидала не меньшего. И действительно, когда в ответ распускается бутон раздражения, я сосредотачиваюсь на нем всеми фибрами своего существа. Это действительно не должно быть так сложно. Ничто не должно быть таким сложным, но вот я здесь, пытаюсь вызвать в себе достаточно эмоций, чтобы пробиться сквозь метафизическую вуаль и спросить дорогу у призрака. Я насмехаюсь. Мои друзья никогда не поверят мне, если я расскажу им об этом. Неделю назад я бы и сам себе не поверила. И, возможно, мне должно быть стыдно за такое признание — никто, включая меня, никогда бы не подумала, что я запутаюсь в такой путанице.
Как только приходит осознание, температура резко падает, и все цвета исчезают из коридора, а с канделябров по обе стороны от меня начинает сыпаться знакомый пепел. Я сметаю его с ослабленным чувством триумфа. Потому что я сделала это — перешагнула — и должна быть безмерно довольна собой. И я довольна, но в то же время… нет.
В результате я чувствую себя совершенно потерянной.
Но сейчас у меня нет времени на это. Отмахнувшись от этих мыслей, я снова шиплю имя Милы, и, как и подобает Селии, вместо нее отвечает бандитский призрак с крапчатым лицом, спускающийся по лестнице с руками в карманах.