Александр Градский. Гранд российской музыки
Шрифт:
– Но это люди шоу-бизнеса, это не люди архитектуры.
– Нет, это актеры. Леня Ярмольник, Коля Фоменко, Дима Брусникин тоже приходил – замечательный совершенно мастер и режиссер. И очень много продюсеров, которые занимаются театральным делом, музыкальным делом, приходили, смотрели на это все. Странное впечатление. Но не факт, что это будет безошибочно нравиться. Не знаю. Но ощущения странные. По звуку-то я решил все, исходя из своего опыта. Звук там уникальный, не только свет.
– «По
– Ты знаешь, я должен сказать… ну, давай на «ты», потому что, ну, это идиотизм.
– Ну, а так фамильярничать-то? Ладно, фиг с тобой.
– Но согласился, ладно. А профессиональные звукорежиссеры идут, знаешь, в одно место. Я уже очень много лет с профессиональными звукорежиссерами дел не имею.
– Очень многие были посланы Градским в эти места.
– Это было первый раз лет, наверное, тридцать тому назад. Проблема любого зала, в который ты приезжаешь, состоит в том, что зал уже построен и в нем уже стоит аппарат. И чтобы добиться того, чего именно ты хочешь, нет времени. Тебе приходится каждый раз в новом зале мучиться и как-то пытаться это все трансформировать. В нашем зале мучиться не придется, поскольку я его как придумал, так и сделал. И звук идеальный. Он, во-первых, не давит на голову, что у меня очень часто бывало, потому как в некоторых местах какого-либо зала в силу того, что голос, ну, скажем так, есть, у людей были неприятные ощущения. Вот мы этого ощущения избежали.
– Было просто слишком громко?
– Ну, для кого-то. Понимаешь, всегда бывает так. В каком-то месте хорошо слышно, а в каком-то невозможно сидеть. А в этом зале мы сделали то, что я придумал лет так восемь-десять тому назад. Я не буду рассказывать, что именно.
– Почему, чтобы не украли технологию?
– Ну, это чистая технология. Мы отвернули колонки от зрителей, получился звук, отраженный от стен. И «7 + 1». Круговая панорама, как в домашнем кинотеатре, только громче и качественнее.
– Это тоже ноу-хау Градского?
– Я не думаю, что это мое ноу-хау. Но одно ноу-хау там есть, когда колонки не направлены на зрителей. Вот это, возможно, действительно ноу-хау. Но главное, что там получилось, – мы поставили очень мощную аппаратуру, которая работает на очень небольшой громкости. То есть давление большое, а громкости нет. Ощущение кругового давления музыкального есть, а на уши это не действует.
– А как много людей с подобным рецептором, которые смогут это оценить, если мы сейчас не говорим о друзьях-музыкантах?
– А никто не знает, почему хорошо. Понимают, что хорошо, а как это сделано, никого не волнует. Они понимают, что комфортно. Более того, так как мы сейчас с тобой беседуем, да, примерно так же можно разговаривать при этом при всем. То есть люди могут беседовать – хорошо, плохо или, там, «как ее зовут» и «что это за певица». Понимаешь? То есть говорить в зале можно. Потом, в этом же зале мы придумали кино. Я думаю, что это лучшее в нашем городе изображение и лучший звук.
– Опять без ложной скромности.
– Но у нас очень дорогая аппаратура, очень. Нигде такой техники нет.
– Официальное название площадки: Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы «Московское театрально-концертное музыкальное объединение под руководством А. Градского». То есть деньги город опять дал?
– Город, конечно. Единственное, что я в очередной раз ставлю себе в заслугу, – то, что, на мой взгляд, получилось не дать никому ничего…
– Понятно, позаимствовать.
– …Заработать, распилить. Все деньги, которые город давал, они все воплощены в технологии.
– Есть с чем поздравить.
Не про Толстого: про Градского
«Когда Набоков читал лекции о русской литературе, он гасил свет в аудитории, потом просил включить одну лампочку и говорил: "Это Чехов!" Когда открывал все окна, говорил: "Толстой!" Вот мы открываем окна, и у нас Лев Николаевич Толстой, он же Александр Борисович Градский!»
Именно так в программе «Мимонот» (Радио Mediametrics) я и представил тогда своего именитого гостя.
Ту беседу, кстати, я провел со своими курсантами (читал зимой 2017 года курс в МИТРО) Юлией Василенко и Евгенией Волконской, но где чей вопрос, отмечать не стану. Ну а собеседник означенную тему влет подхватил:
– Про Толстого!
В молодости поспорил с приятелем, что прочту академическое 90-томное собрание его сочинений. На ящик коньяка забили…
Он привез мне ЭТО на такси и вывалил все около дивана…
Понятно, в начальных томах – основные произведения, пьесы, повести, рассказы …а потом началось… статьи… записки… дневники… такая нудятина: поучающий всех нравственности заядлый ходок, панически боящийся смерти неврастеник, сомневающийся во всем и во всех человек… безудержное morality, граничащее с еле скрываемыми реминисценциями офицерского прошлого, – и это осточертевшее в конце концов Е.Б.Ж. (Если Будем Живы) в письмах или в дневниках при окончании описания дня, минувшего перед днем завтрашним…