Александр Невский. Сборник
Шрифт:
Через несколько дней юный Кореев был представлен князю Олегу.
Он стал бывать в княжьих палатах ежедневно, но князь мало обращал на него внимания, пока не произошёл один случай.
Стояла уже глубокая зима, когда сковались реки и снег залёг на полях и в лесах толстым слоем, а морозы трещали такие, что дух захватывало.
К стуже русскому человеку не привыкать. Он даже любит крепкий морозец и подшучивает над ним.
Старый князь Олег, — несмотря на преклонный возраст, богатырь телом, —
Мороз не заставил его отказаться от любимого развлечения: медвежьей травли. Князь любил поднять медведя и взять его на рогатину. На сей раз медведь залёг недалеко от города: тем более трудно было устоять Олегу, чтобы не побаловать себя.
Рано утром в назначенный день отправились на охоту князь, несколько приближённых, в числе которых находился старый Кореев и Андрей Алексеевич, увязавшийся за дядей.
Доехали до опушки, там слезли с коней и пошли по сугробам.
Князь Олег, старец с лицом патриарха, казалось, помолодел. Держа рогатину в руке, он шёл впереди всех и беспрестанно спрашивал у мужика-проводника, скоро ли берлога.
Наконец он успокоился: проводник, остановясь у снежного сугроба, навеянного к пню, остановился и сказал:
— Здесь зверь.
Стали вонзать копья в снег, чтобы поднять медведя.
Долго не удавалось.
Потом сугроб словно дрогнул, разом рассеялся, и огромный медведь, взбешённый, страшный, с приставшими комьями снега к косматой шерсти, с рёвом поднялся из берлоги.
Все отпрянули, кроме князя Олега, который спокойно ждал зверя.
Медведь заметил неприятеля и, вытянувшись на задних лапах и помахивая передними, пошёл на князя, переваливаясь как утка.
Князь стоял неподвижно.
Зверь совсем близко. Слышно его хриплое, порывистое дыхание.
Вдруг Олег поднял рогатину и вонзил в медведя.
Оружие глубоко впилось. Удар был верен. Кровь оросила снег.
Медведь заревел, полез дальше, всё глубже всаживая в себя рогатину и стараясь переломить её лапой, что не позволял ему сделать охотник, зорко следя за его движениями.
Но притупился ли от лет взгляд князя рязанского, утратилась ли былая ловкость, только он сделал неловкий поворот.
Послышался треск ломающейся рогатины.
Медведь насел на Олега и подмял под себя.
Все испуганно ахнули.
Не потерялся только один Андрей Алексеевич. Одним прыжком очутился он рядом с медведем, поднял обеими руками свой бердыш, с которым никогда не расставался, и страшным ударом раскроил череп медведю.
Зверь тяжёлой массой рухнул на снег.
Старый князь лежал без чувств. Его подняли, потёрли виски снегом и осмотрели. Было несколько ран, но не опасных: кости были целы.
Придя в себя, князь пожелал видеть своего избавителя.
Он обнял юношу и поцеловал.
— Отныне ты будешь другом моим, — сказал он. — Первым после меня станешь в княжестве Рязанском.
Олег сдержал слово. Несмотря на молодость, Андрей Алексеевич занял место ближнего боярина князя. С ним князь часто советовался и осыпал милостями.
Время быстро пролетало.
Юный Кореев уже мог бы вернуться на родину и отнять вотчину у опекуна, но медлил с возвращением: не хотелось покидать князя, полюбившего его как сына, да и привязался он к семье дяди.
Мало видевший ласк, сирота полюбил Епифана Степановича. Тот казался ему таким добрым, истинно родным.
Старый Кореев часто говаривал:
— Ты считай меня заместо отца. Полюбился ты мне.
Порою он даже точно заискивал перед молодым племянником.
Неопытный и доверчивый юноша принимал всё за чистую монету, и привязанность его с каждым днём возрастала.
Раз как-то Матвеич, поймав Андрея Алексеевича наедине, сказал:
— Юлит старый... Ты смотри не очень-то того. С опаской.
Молодой Кореев только подивился такому предостережению.
Часто он думал, что как хорошо сделал, приехав в Рязань. Там, дома, были только косые взгляды отчима да порою ложная ласка, а здесь он нашёл искреннюю ласку и родную семью.
Что он служил чужому князю, это его не беспокоило. Олег, казалось, был верен Димитрию Иоанновичу, а, кроме того, Андрей Алексеевич ведь не приносил клятвы служить рязанскому князю. Он мог свободно «отъехать», когда хотел.
На душе юноши было мирно и спокойно.
Даже мстительные замыслы относительно Некомата оставили его.
Молодой Кореев был очень незлобив от природы и, если способен был причинить кому-нибудь зло, так только разве в минуту крайнего раздражения.
«Бог с ним, — решил он, — на чужое позарился — своё потеряет».
Он и не думал, что эта мысль уже сбылась, что Некомат почти нищий мечется из княжества в княжество, из Руси в Литву, вечно боится за свою жизнь и проклинает судьбу и кается в содеянном.
Если бы Андрей Алексеевич встретил в это время своего опекуна, то, вероятно, простил бы его.
Не знал он и того, что окружающие его люди вовсе не такие добрые и ласковые, какими пытаются притвориться.
Юноша не знал, что князь рязанский, открывая перед ним якобы все помыслы, глубоко таит свою ненависть к великому князю московскому и уже ведёт переговоры с Литвой, где в то время место умершего Ольгерда занял жестокий Ягелло. Старый Олег был не чета Михаилу Тверскому. Наученный опытом, он понимал, как трудно тягаться с Москвой. Он притворялся другом Димитрия, а втайне строил козни и выжидал удобного случая, чтобы скинуть личину.