Александр Невский. Сборник
Шрифт:
Андрей Алексеевич слушал князя в каком-то остолбенении.
Дядя смотрел на него и язвительно улыбался: он предвидел, что теперь племяннику «карачун».
Наконец молодой человек вымолвил побледневшими устами:
— Стало быть, ты вместе с неверными будешь бить христиан православных?
— Что ж, коли это на пользу Рязани, — пожав плечами, ответил князь.
— А греха-то не боишься? — пылко воскликнул Андрей Алексеевич. — Побойся Бога, стар человек!
— Молоденек учить меня, — угрюмо
— Да, да... Где уж тебя учить. Прощай, княже! Я сейчас уезжаю.
— Если я тебя пущу.
— Я вольный человек, тебе креста не целовал.
— Это всё равно. Пустить тебя, чтобы ты пошёл Димитрия обо мне оповещать. Ловок! Нет, брат, пока всё не кончится, останешься ты у меня.
— Не останусь.
Олег сделал знак Епифану Степановичу.
Тот быстро вышел и вскоре вернулся с двумя дюжими молодцами, у которых были в руках копья.
— Возьмите-ка этого паренька. Ты, Епифан, устрой его как следует.
— Будь надёжен, княже!
Стражи взяли молодого Кореева за руки.
Он мог бы их обоих отбросить одним махом, но понял, сто сопротивляться бесполезно.
— Дашь ты Богу ответ, князь! — сказал он.
— Ладно, ладно, проваливай!
По его знаку юношу увели.
Дядя действительно распорядился как следует: по его приказанию племянника посадили в подклеть с одним окошком и толстою дубовою дверью. Туда бросили ему ворох соломы, поставили воды да кусок хлеба.
— Посиди, княжий любимчик! — насмешливо промолвил Епифан Степанович и захлопнул дверь.
Андрей Алексеевич стал узником.
Он кинулся на солому в изнеможении, разбитый страшным душевным потрясением.
— Злодеи, злодеи!.. — шептал он.
Сердце было полно скорби и негодования.
По временам ему хотелось кричать, неистовствовать.
Он вскакивал, озирался, как пойманный зверь, потом бессильно падал на солому.
— Боже мой, не дай злодеям свершить злое дело! — воскликнул он, воздев руки.
И, встав на колени, начал молиться.
Он молился долго и горячо. Молился не за себя, а за Русь, за князя Димитрия.
Жарка была его молитва и подействовала на него успокоительно.
В сердце воскресла надежда, почти уверенность, что Бог не допустит торжества «злых изменников».
У томительно-долгие потянулись часы заключения.
Настала ночь, но сон бежал от глаз узника; рассвет, скудно проникавший сквозь оконце, застал его бодрствующим, он полулежал, подперев рукой голову, в глубокой задумчивости.
В обеденную пору опять ему кинули хлеба, сменили воду; он забыл и думать о пище.
Обошёл кругом свою темницу... Толстые стены, дубовая дверь... Нет, не выбраться отсюда...
А у дверей, наверно, ещё страж.
Снова смерклось, наступала уже вторая ночь его заключения.
За дверью послышался говор.
— Нашёл время! — ворчливо сказал стражник. — На ночь глядя притащился.
— А ежели я раньше был занят? — ответил второй, и Кореев сразу узнал голос Матвеича. — А ты должен: у меня княжий пропуск. Вишь, печать!
— Разглядишь в этакой тьме. Да иди, только долго хороводиться не дам.
Послышался звук отодвигаемого затвора. Дверь приоткрылась, и кто-то вошёл. Кто — этого сразу разглядеть молодой человек не мог.
— Андрей Лексеич! Сердешный, — сказал верный раб.
Кореев кинулся к нему и замер в его объятиях.
— Времени терять нельзя, — зашептал Большерук. — Надевай-кась скорей...
Он снял с себя и накинул на Кореева широкий, длинный мужицкий армяк.
— Роста-то мы одного... Смекаешь... Шапку на... Да дай-кась я тебе бороду прицеплю... Из пакли сделал, вчера всю ночь сидел... В темноте он не разберёт.
Андрей Алексеевич понял, в чём дело.
Сердце его радостно забилось.
Но тотчас же охватило беспокойство за участь Матвеича.
— А как же ты? Тебе ведь беда будет.
— Э, родненький! Я стар человек, пожил. Коли и казнят — не беда... Тебе ещё жить надо, а мне...
— Почто я тебя губить стану? Я не пойду.
А сердце мучительно просило воли.
— Не пойдёшь, так я сейчас сторожа придушу и всё равно сгину ни за грош, — решительно промолвил старик.
Потом добавил:
— Андрон с двумя конями ждёт тебя за углом у твоего дома... А твоя казна вот, возьми.
Он сунул ему кошель.
— Ах, Матвеич, родимый, за тебя боязно!
— Не бойся, соколик. Ну, иди с Богом!
Старик перекрестил его.
— Скоро, что ли? А то и тебя здесь запру, — послышался окрик сторожа.
Большерук толкнул Кореева к дверям, а сам упал на солому.
Дрожащей рукой схватился юноша за скобу, распахнул дверь и вышел, низко наклонив голову.
Караульный тотчас же запер за ним дверь.
Обман удался.
Не спеша, чтобы не вызвать подозрений, тяжёлой старческой походкой побрёл он к своему дому среди сгустившейся темноты.
За углом чуть вырисовывались силуэты двух коней и всадника.
— Андрон! — тихо позвал Кореев.
— Я-сь! — откликнулся всадник.
Сбросить армяк и привязную бороду было делом одной секунды.
В следующую он был уже на седле.
— Дядька там? — спросил Андрон.
— Там... — ответил Андрей Алексеевич, и голос его дрогнул.
— Помоги ему Господь! Едем!
Выбрались за город единственными открытыми ночью воротами, где их было окликнули.
Андрей Алексеевич ответил, что холопы они боярина Епифана Кореева и посланы им по спешному делу.