Александровскiе кадеты
Шрифт:
— Значит, так, — сказал он наконец слабым, но твёрдым голосом, подобно капитану «Кракена», знаменитому Мелдону Харли по прозвищу Трёхпалый, когда его, раненого, пытались взять в плен красномундирники. — Так, значит. Я всё понял. Подвал они не запрут, а вот дверь в потерну закроют точно. Я вообще не пойму, как так вышло, что она открытая стояла?
Наступило молчание. И, верно, как? Если бомбисты и в самом деле прятали там шимозу — то как могли оставить дверь незапертой? Даже будучи в сговоре с кем-то из персонала? Ведь не только любопытные кадеты шарят по подвалам;
— Ну и? — набычился Лев.
— Значит, не было там никакой шимозы, — твёрдо сказал Петя. — Иначе б не оставили нараспашку.
Бобровский открыл рот, закрыл, снова открыл — но, дураком не будучи, прекрасно понимал, что оппонент его совершенно прав.
— Да, — объявил он наконец. — Это ты, Нитка, верно сказал. Иначе б закрыли.
— Но! — вдруг поднял палец Петя. — Но могли и не закрыть!
— Почему? — хором изумились Лев с Федором.
— А потому. Кадеты в подвалы не ходят. Офицеры ходят, фельдфебели ходят, но склады сами на замок закрыты. И в потерне то же самое. Один-то склад заперт был, да? Всё так же, как уровнем выше. Подозрений не вызовет.
— У тебя, Нитка, не голова, а целый Госсовет, — признал Бобровский, чеша в затылке. — И так объяснил, и этак! В Думу тебя надо, а не в строевые офицеры!
— Спасибо, спасибо большое, — раскланялся Петя, аж зардевшись от удовольствия.
— Но нам это не поможет. Коль и так, и этак — всё истолкуешь! Что делать-то теперь?
— Следить, — пожал плечами Петя. — Только очень осторожно. Ирине Ивановне мы обещали.
— Вот именно, — поддержал друга Фёдор. — Мы ей обещали. Врать не будем.
— Да будет тебе! — отмахнулся Лев. — Она уж учителка!
Ну да, для Бобровского обвести наставника вокруг пальца — дело чести, совести и геройства…
— Не, Бобёр. Она нас от Положинцева прикрыла…
— Ещё не прикрыла!
— Ну, хорошо — если прикроет, то я туда не ходок. Мы слово дали. Честное кадетское.
— Тьфу на тебя, Слон! Что ты как маленький, ну право!.. Вот смотри — если Положинцев никому ничего не сказал, а просто уехал — то, пока не вернётся, ничего запереть не должны. Так?
— Ну, так.
— Ирина Ивановна тоже никому ничего не скажет, — добавил Петя. И закончил, покраснев ещё больше: — Она нам поверила…
— Погоди, Нитка. Так вот, если Положинцев никому ничего не сказал, то дверь открыта. А если сказал, то…
— То ничего. Хватит, Бобёр, голову сломаешь с тобой! Ты ещё скажи, что Илья Андреевич заодно с бомбистами!
— А может, и заодно, — буркнул Лев. — И вообще, я всех подозреваю!
— Тоже мне, «гений русского сыска» новоявленный!..
— Тише, тише! — зашипел на них Петя Ниткин. — Совсем ума лишились! Закрыты двери, не закрыты — неважно. Важно лишь то, что потерна существует, и кто-то там что-то хранит. Вопрос только в том — хранит ли сам Корпус или… кто-то ещё?
— Генияльно! — съязвил Бобровский. — И что же теперь делать?
— Позвать Ирину Ивановну туда на прогулку, — невозмутимо сказал Петя.
— Ы-ып!
Лев так растерялся, что аж застыл с разинутым ртом, да и Федя тоже остолбенел. «Сказать учителю», конечно, дело благое, но… но как же Приключение?!
— Если там просто корпусные склады, то…
— То это ничего не значит! — обрушился на Петю Бобровский. — Шимозу там спрятать могли, а потом вынести! Даже если это самые обычные кладовые и там сейчас ничего нет — но может появиться! А если ты Шульцихе скажешь, то конец — завалим всё дело! Бомбисты встревожатся, уйдут, на дно лягут, в тину забьются — и поминай, как звали!
Тут Федору пришлось признать, что зазнайка-«Ле-эв» не так уж неправ.
— А ты хочешь, чтобы они ещё кого-то подвзорвали? — на удивление спокойно возразил Петя. И вообще он сейчас казался как-то… взрослее, старше, что ли? — Чтобы люди погибли только потому, что тебе, Лева, очень хочется самому отличиться?
Бобровский вдруг надулся, покраснел и сердито засопел.
— Нет, конечно! Надо такое придумать, Нитка!
— Тогда завтра скажем Ирине Ивановне.
— Погодите! — вмешался Фёдор. — Петь, Бобёр прав. Что мы Ирине Ивановне скажем? Что уже лазали в саму потерну? За это по головке не погладят. Что, не видел, как она недовольна была? Бомбисты уйдут, перепрячут в другом месте шимозу свою и вся недолга! Верно, нельзя им дать ещё кого-то взорвать — но, если они испугаются и сбегут, вот тогда уж точно беды не миновать! Сейчас мы их тут накрыть можем — а если они из корпуса уберутся, то ищи ветра в поле!
— Хм… — Петя смутился, забарабанил пальцами по столу с идеально разложенными учебниками. — Пожалуй, Федя, пожалуй.
— И неважно тут уже, кому мы что обещали! — ввернул ловко Лев. — Главное — бомбистов поймать!
— Так ты что, не сомневаешься?
— Да точно тебе говорю! Тот, который пыхтел и ящик на себе тащил — наверняка он! Или с ними заодно!
— А может, это дворник был, — съязвил Петя. — За новою метлой ходил. Или за совком. Мало ли что тут храниться может!
Наступило молчание.
— Так и будем по кругу ходить, — наконец махнул рукой Федя. — Эх, была-не была! Снова лезть придется. Петь, а ты замки открывать случайно не умеешь?
— Пока не умею, — скромно сказал Петя. — Но постараюсь научиться. В библиотеке наверняка что-нибудь найдётся.
— Я тебе замок раздобуду, — вдруг сказал Бобровский. — Практикуйся. У дядьки выпрошу. Ну… как выпрошу. Куплю. Копеек за двадцать.
— Хорошо, — кивнул Петя. — А отмычки?
Левка сощурился.
— Смотря что надо будет. На «ручном труде» сможем глянуть… А пока следить надо. Кто чего тащит.
— Как тут уследишь-то? — возразил Федя. — Мы ж в классах сидим!
— В корпус припасы подвозят либо утром, либо вечером. Вечером по большей части, — каким-то образом Бобровский ухитрился всё это узнать. — Утром всё больше продукты. Вечером — всякое другое. Вечером и будем следить!
— Чепуха, Бобёр. Постоянно там болтаться не сможем.
— Гм. Ну да. Тогда… — Бобровский задумался. — Тогда…