Александровскiе кадеты
Шрифт:
— Разрешите идти, господин преподаватель? — немедля выпалил Бобровский.
— Ступайте, дети… — Илья Андреевич, похоже, успел погрузиться в какие-то свои мысли. Полез в жилетный карман за часами, зацепился за кобуру, нахмурился. — Ах ты ж Боже мой, никак не привыкну к этой штуке…
— Господин пре… Илья Андреевич! А это у вас что, маузер? — выпалил Федор. Отчего-то он чувствовал, что нельзя дать учителю так просто уйти.
— Верно, кадет Солонов, — улыбнулся Илья Андреевич. — Маузер К-96, от немецкого «Конструкция — 96», то есть 1896 года. Не пистолет — зверь! Увы, увы, господа кадеты,
Илья Андреевич слегка поклонился и направился к парадному выходу из корпуса, насвистывая, как всегда, свой любимый «Марш Радецкого».
[1] Так называлась в те годы гора Килиманджаро.
Глава 7.3
— Уф-ф-ф… — выдохнул Бобровский, а Петя Ниткин так и просто сел, где стоял.
— Э! Э! — подхватил друга Федор. — Вставай!.. Вставай, дуй к Ирине Ивановне!
— З-зачем? — слабо простонал Петя. Видать, силы его совсем иссякли.
— Как «зачем»?! А если Положинцев к ней пойдёт?!
Петя захлопал глазами.
— А-а… но я же брал разрешение…
— На поход в подвалы?
— Ы-ы-ы!..
— Вот именно! Дуй к Ирине Ивановне, тебе говорю! Предупреди!
— А… а вы?
— А мы-то чего? — удивился Лев.
— Ладно тебе, Бобёр, все вместе пойдём! Вот прямо сейчас и пойдём!
— Да куда ж сейчас-то?
— А туда ж! — Федя ни минуты не сомневался, что Ирину Ивановну они найдут. — Она наверняка к нам в ротный зал придёт! Перехватим по дороге!.. Побежали, скорее, одна нога здесь!..
…И точно. Ирину Ивановну они заметили ещё на лестнице. За высокими, белой краской крашенными дверьми гудел рекреационный зал седьмой роты; а каблучки m-mle Шульц вовсю стучали по ступеням последнего лестничного марша.
— Господа кадеты? — удивилась Ирина Ивановна, останавливаясь. Поправила и без того идеально лежащий воротничок строгой сиреневатой блузы с аккуратной брошью. — Что вы здесь делаете? Ниткин, Солонов, Бобровский? Что за три богатыря тут меня поджидают? А вы ж меня ждёте, верно?
Лев пихнул Петю Ниткина слева, Федя пихнул справа, но Петя, похоже, вновь впал в ступор и глядел на Ирину Ивановну даже не как пресловутый кролик на удава, а как приговорённый к смерти на палача.
— Та-ак! — Госпожа Шульц взирала на них вроде б и строго, но в глазах пряталась тень улыбки. — Что же случилось с доблестными кадетами моей седьмой роты, храбрейшей из храбрых?
Лев с Федором вновь воззрились на Петю, но тот молчал, аки преподобный Симеон Столпник в сухом колодце.
— М-мы, Ирина Ивановна, в п-подвалы ходили, — наконец выдавил Федя. — В-вот… Копии снимали… с кирпичей… с их клейм…
Поскольку Петя не двигался, пришлось схватить его за руку, намертво сжавшую бумаги, поднять — так, чтобы госпожа Шульц смогла бы разглядеть.
— Это… для работы Ниткина, — вступил и Бобровский. — Только ему боязно было одному идти, мы вот с ним…
— Надо же, — непритворно удивилась Ирина Ивановна. — Петр! Вы у меня просили разрешение на библиотеку, и я дала. Но про подвалы речи не было!
Петя издал некий сдавленный звук — примерно, как издал бы петушок, которому на шею накинули верёвочную петлю.
— А это он в раж вошёл, Ирина Ивановна, — пришел на выручку Федор. — Хотел первую премию получить. Ну, мы и согласились…
Врать было, конечно, неприятно. Ирина Ивановна и учила хорошо, и рассказывала интересно, и никогда не придиралась по пустякам. А коли получил плохую отметку, всегда можно взять дополнительные задания, прийти, ответить, и рядом с двойкой — если, конечно, выучил! — появлялась полноценная дюжина, 12, высший балл.
— И что же дальше? — подняла бровь госпожа Шульц.
— А дальше… мы господина Положинцева встретили, Илью Андреевича… когда возвращались… и он нас тоже спрашивал, мол, чего делаем…
— И вы, господа кадеты, сослались на меня? — очень серьёзно сказала Ирина Ивановна.
Все трое низко потупились.
— Петя! Я смотрю, вы действительно… — госпожа Шульц вгляделась в его рисунки, — вы действительно копировали клейма со старых кирпичей — вон, даже крошка осталась, прилипла… Рвение ваше похвально. Только надо было и впрямь сперва посоветоваться со мной. Понимаю, написать хорошую работу немыслимо без «выхода в поле» — но следующий раз давайте всё-таки обговорим все планы заранее, хорошо? А Илью Андреевича не бойтесь. Если он явится ко мне, или, паче чаяния, выступит на учительском совете — я найду, что ему сказать. Однако, господа кадеты, — брови её сдвинулись, — прикрываться чужим именем, чужим положением недопустимо. Но, — тут она улыбнулась, так хорошо и приязненно, что Федя мигом поклялся никогда больше и ни за что ей не врать, — я рада, что вы пришли ко мне и всё рассказали. А в подвалы просто так соваться и впрямь не стоит. Это не запрещено, но…
— Мы всё поняли, Ирина Ивановна! Честное слово!
— Честное кадетское? — искоса взглянула на них Ирина Ивановна.
— Честное кадетское! Нет, мы правда всё поняли!..
— Поняли, и хорошо. Молодцы, ты, Федя, и ты, Лев, что пошли с товарищем. А твою работу, Петя, я теперь очень жду. Ужасно интересно, как ты туда свои кирпичи вставишь. А теперь идёмте, идёмте, на поверку опоздаем!
На поверку они не опоздали, и всё прошло гладко, даже Петя несколько ожил. Правда, Лев Бобровский пригорюнился:
— Теперь наверняка всё на сто замков запрут!
— Да с чего ж они запрут? — возразил Федор. — Подвал не запирается. Там столько всего хранится!.. Которые склады — те закрыты, а двери в сам подвал — замучаешься открывать. А что мы потерну нашли — так того они не знают.
— Всё равно, — упорствовал Лев. — Просто так запрут. Раз уж «младший возраст» пролез. Эх, эх, ну чего этого халдея на нас вынесло?.. Теперь и не разузнаем ничего.
Они сидели в «Федипетиной», как выразился Лев, комнате. Сам Петя понемногу возвращался к жизни, во всяком случае, не напоминал цветом щёк вылезшего из могилы мертвеца.