Александровский cад
Шрифт:
– О чем разговор!
Варфоломеев кивнул и взял Лешку за руку.
– Просьба у меня еще к тебе. Никому об этом – ни-ни. Даже Татьяне, ладно? Сам понимаешь: если кто об этом узнает, то меня в два счета отсюда выкинут. А мне еще пенсия нужна.
Лешка понимающе кивнул:
– Да что вы, Герман Степанович, сделаем в лучшем виде.
– Тогда запомни: Лебяжий переулок, там есть антикварный магазин. Спросишь Зиновия Ефимовича Когана…
Если выйти из Кремля через Боровицкую башню возле Большого каменного моста, то до Лебяжьего переулка можно дойти пешком за три минуты. Но куда интересней проделать этот путь на трамвае. Поэтому Казарин отправился к Спасским воротам. Лешка не мог отказать себе в удовольствии вскочить на подножку и с ветерком пролететь несколько остановок.
Но удовольствие было испорчено тут же. На задней площадке трамвая раздался истошный крик. Оказалось, что какой-то инвалид на костылях не успел войти в вагон, а вожатый уже тронул трамвай с места. Народ стал ругать вагоновожатого, трамвай остановился, а один пассажир потребовал:
– Назовите свой номер, товарищ! Я напишу на вас жалобу!
– Мой номер давно помер! – огрызнулся вагоновожатый.
Трамвай так и не тронулся. Люди продолжали ругаться. Лешка спрыгнул на землю, плюнул с досады и поплелся пешком.
Через двадцать минут он уже входил в стеклянную старинную дверь, сжимая под пиджаком драгоценный сверток.
Зиновий Ефимович Коган, коренастый мужчина лет шестидесяти, вел неспешную торговлю за прилавком с каким-то гражданином в синем пальто. Наблюдая за ним, можно было подумать, что Зиновия Ефимовича всю жизнь только и делали, что обманывали. Но теперь ему это надоело. Каждую вещь, которую приносили для продажи, Коган тут же называл «безделушкой» и просил «не пить из него соки», потому что он и так дает за нее «хорошую цену». При этом глаза старого ювелира начинали быстро бегать, взгляд становился колючий, а на лбу выступал пот. Но стоило человеку принять условия сделки, как Зиновий Ефимович тут же превращался в добряка и самолично провожал клиента до двери.
Лешка пробрался к прилавку и спросил:
– Вы товарищ Коган?
– Кому – товарищ, а кому и Зиновий Ефимович! – строго ответил тот.
Лешка покраснел.
– А ты – Алексей. Верно?
– Угу, – кивнул Лешка и достал из-за пазухи сверток.
Коган быстро перехватил у Лешки посылку и удалился в подсобку…
Пока Зиновий Ефимович изучал варфоломеевскую шкатулку, Казарин, стоя у прилавка, слушал разговоры завсегдатаев антикварного магазина. Это был своеобразный люд: нищающая старорежимная интеллигенция, проедающая остатки припрятанного, перекупщики краденого и ненормальные коллекционеры. Острый глаз Казарина подметил кое-кого из ответственных работников, которые приходили сюда приобрести что-нибудь необычное для жен и любовниц. Живя в Кремле, Лешка научился отличать их по одежде и манере вести себя. Один из таких покупателей вел оживленный разговор с магазинным оценщиком.
– Что вы мне подсовываете всякую дрянь? – раздраженно говорил он. – Предложите же что-то дельное…
– Это вы Фаберже дрянью называете? – вскинул удивленные глаза оценщик. – Что бы вы понимали!
– Не обижайтесь. Просто я хочу приобрести что-нибудь посерьезнее, – понизил покупатель голос. – У меня с собой хорошие деньги.
– У нас весь товар серьезный, – гордо возразил оценщик. – А что вас, собственно, интересует?
Покупатель сделал вид, что задумался, а потом вдруг заявил:
– Ну, скажем, что-нибудь из коллекции Барона.
Продавец холодно посмотрел на покупателя и как бы понимающе переспросил:
– Барона?
Покупатель кивнул:
– Слыхали про такого?
Оценщик окинул покупателя с ног до головы таким взглядом, как будто только его увидел, и зашипел:
– Это, простите, никак-с невозможно-с. Барон свой товар в наш магазин не носит. Да мы ворованного и не держим…
Лешку Казарина этот разговор сильно удивил. Он бы еще послушал, но тут вернулся Коган и протянул ему сверток.
– Ну-с, молодой человек, пощупал я вашу вещицу. И вот мой вердикт: шестнадцатый век, понимаете ли вы меня? Но никакая это не Голландия, ни тем более Франция. Шкатулочка итальянская, работы ученика Челлини. Так и передайте Герману.
Лешке ужасно не терпелось узнать, кто же такой этот Барон, но Коган настойчиво проводил его к выходу и закрыл за ним дверь.
Вечером того же дня Лешка сидел возле кровати Варфоломеева и докладывал о проделанной работе:
– Италия, говорит, и точка.
Старик приподнялся и поправил подушку.
– Вот, видишь, и на старуху бывает проруха… А ты чего такой загадочный?
Лешка замялся.
– Ну, говори, говори.
Казарин почесал затылок и наконец решился:
– Герман Степанович, а вы про Барона слыхали?
Варфоломеев перестал рассматривать шкатулку и удивленно поднял глаза на Лешку.
– Ну, слыхал… А ты откуда про него знаешь?
– Да у Когана в магазине разговор подслушал.
– Что за разговор?
– Да так, собственно, никакой. Мужчина один у продавца спрашивал: нет ли в магазине чего-нибудь от Барона.
При упоминании Барона хранитель окончательно отложил шкатулку и нахмурился:
– А продавец чего?
– Послал мужика куда подальше. «Ворованного, – говорит, – не держим».
– И правильно сделал. Я бы еще в МУР позвонил.
Старик, кряхтя, присел на кровати и взял со стола капли Зеленина.
– Герман Степанович, так расскажите о Бароне.
Варфоломеев накапал в стакан лечебных капель.
– Рассказывать-то и нечего. Говорят, что он царскую коллекцию бриллиантов в свое время прихватил. Вот сейчас и распродает ее.
Но Лешка не отставал:
– А какой он? Ну, в смысле, как выглядит, сколько ему лет?
– Откуда мне знать? В лицо его я, естественно, никогда не видел. Где живет и чем промышляет – тоже не знаю… Слышал только легенду о коллекции. – Осушив стаканчик, он прилег поудобнее. – В последнее время в Москве стали всплывать камни, которых и в Кремле нет. Откуда – непонятно! А как только камешки появятся, так тут же и начинают твердить: «Барон! Барон!» А где этот Барон? Никто не знает.
Казарин-младший все это выслушал и твердо заявил: