Александровский cад
Шрифт:
Старик почесал подбородок и усмехнулся.
– Вам смешно, а мы такого натерпелись, – обиделся Лешка.
Герман Степанович похлопал Лешку по плечу:
– Ничего. В твоем возрасте страх – это нормально.
Но Лешку это не особенно утешило. Он взял портфель и направился к двери.
– А монах-то все равно существует, – вслед ему бросил Герман Степанович. – Голову даю на отсечение.
Казарин кисло улыбнулся и вышел на улицу.
На дворе смеркалось. Лешка пересек бывшую Императорскую площадь и направился в сторону Успенского собора. Он шел не спеша, втягивая в легкие свежий вечерний воздух. Вскоре Казарин-младший открыл дверь родного Боярского подъезда и через три ступеньки помчался наверх. Долго грустить было не в его характере.
Дома уже ждал отец с приготовленным ужином. Квартирка Казариных сильно отличалась от квартиры Шапилиных. И размером, и обстановкой. Две маленькие комнатки с видом на двор Большого Кремлевского дворца, в которых обитали Казарины, были обставлены с аскетическим мастерством: две железные кровати, стол, три табурета, два стула, полки для книг, шкаф, буфет, старинная печь на крохотной кухоньке – вот, собственно, и все.
– Что у нас в меню? – спросил с порога Лешка.
Владимир Константинович накрывал на стол в комнате. На вопрос сына он галантно согнул руку, набросил на нее полотенце и с видом заправского метрдотеля произнес:
– Сегодня и ежедневно в нашем ресторане вы можете отведать: хлеб белый из отборного пшеничного зерна, масло вологодское, взбитое по старинному французскому рецепту, картофель, тонко нарезанный, поджаренный до золотистой корочки. Подается, кстати, на сковородке…
– Кстати, горит ваш картофель, – срезал Лешка отца.
Владимир Константинович кинулся к керогазу, чтобы спасти подгорающий ужин.
Через несколько минут отец и сын уже готовы были приступить к скромному ужину. Единственное, что придавало лоск трапезе, – серебряные столовые приборы, которые лежали по обе стороны от двух фарфоровых тарелок с гербом посередине.
– Ну что, начнем? – пародируя Лемешева, в образе Ленского, спросил Казарин-старший.
– Начнем, пожалуй! – в тон отцу ответил Лешка, потянулся за хлебом, но неожиданно в дверь постучали. Владимир Константинович отложил вилку и громко произнес:
– У нас не заперто!
Дверь отворилась, и на пороге появился Варфоломеев.
– Мое почтение!.. Я, кажется, не вовремя?
– Что вы, Герман Степанович, заходите, – удивился Лешка. Он выскочил из-за стола и бросился за столовым прибором для гостя. Казарин-старший сдержанно кивнул Варфоломееву:
– Проходи, Герман Степанович, отужинай с нами.
– Премного благодарен…
Варфоломеев прошелся по комнате и, сгорбившись, сел на стул. Лешка удивленно поглядывал на старика. Лишь полчаса назад они расстались, но Герман и словом не обмолвился, что собирался к ним в гости.
Повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь стуком посуды в буфете, который издавал Лешка. Тем временем старик внимательно разглядывал, изучая, тарелку, вилку и нож, близко поднося их к своим близоруким глазам.
– Хорошие вещицы. Начало девятнадцатого века.
Надо заметить, что любая старая вещь, попадающая в руки Германа Степановича, становилась поводом для его профессионального изучения.
– Я тебе всегда завидовал, Володя: кусочек ушедшей эпохи, а как смотрится. А я вот ничего не сохранил.
Казарин-старший внимательно посмотрел на старинного приятеля и очень отчетливо произнес:
– Ну, во-первых, прежняя жизнь ушла безвозвратно, и не о чем вспоминать. А во-вторых, ничего я не сохранял. Посуда на Тишинке куплена, по случаю.
– Да ну? – то ли с усмешкой, то ли всерьез произнес Варфоломеев и провел пальцем по золотому вензелю с буквой «Т» на дне тарелки.
Герман Степанович часто заходил к Казариным по вечерам. Приходил он, конечно, к Владимиру Константиновичу. Однако сказать, что они были большими друзьями, Лешка не мог. Он замечал, что отец почемуто всегда в первые минуты тяготился присутствием Германа Степановича. Но потом глаза его добрели, и они долго болтали о разных вещах. Лешке всегда казалось, что между ними есть какая-то тайна, о которой ни тот, ни другой никогда не заговаривали.
– Я чего пришел-то? Про тарелки говорить? – спохватился Варфоломеев.
– Откуда нам знать? – отозвался Владимир Константинович.
Герман Степанович засмеялся:
– Я, Алексей, собственно говоря, к тебе пришел. Здоровьем я что-то занемог. Ты ушел, а давление у меня как прыгнет! – Герман Степанович засунул руку под свою бессменную душегрейку, прислушался к биению сердца и затем посмотрел на хозяев печальным взглядом: – Так о чем я? А-а-а… Вот я и говорю, завтра большая работа намечается, а я один из-за сердца не справлюсь. Мне твоя помощь понадобится. Ну там тяжесть какую поднять-опустить. Надеюсь, Володя, ты не против?
Казарин-старший пожал плечами:
– Пусть Лешка решает. У него своя голова на плечах…
Владимир Константинович не возражал, чтобы сын иногда помогал старику в свободное время. Герман Степанович поручал ему чистить инкрустированное золотом оружие, записывать в реестр украшения, доставшиеся от прежнего режима. Сам Варфоломеев больше всего любил работать с драгоценными камнями. Малопомалу Лешка тоже научился хорошо разбираться и в бриллиантах, и в изумрудах. Правда, иногда из старика прорывалось его несознательное классовое прошлое: позволял себе хранитель неодобрительно отзываться о мероприятиях Советского правительства по «реализации» культурных исторических ценностей на Запад. Никак не хотел поверить Герман Степанович, что вырученные средства шли на индустриализацию советской страны и поддержку мирового коммунистического движения. Но Лешка считал Варфоломеева больше чудаком, не понимающим сути нового времени, нежели классовым врагом.
Глава 9
На следующий день Лешка, как и обещал, после школы забежал к Варфоломееву. Старик сидел в старом кресле у окна, держась рукой за сердце.
– Что с вами, Герман Степанович? – испугался Лешка.
Старик махнул рукой:
– Ерунда, прихватило.
– Давайте я за врачом сбегаю?
– Нет, не нужно. Ты вот что… Выручи старика.
Варфоломеев потянулся к столу и взял предмет, завернутый в тряпицу.
– Тут одна штука, которую я никак не могу раскусить. То ли шестнадцатый, то ли семнадцатый век. То ли Франция, то ли Голландия. У меня от нее в голове ералаш приключился… – Старик попытался встать, но сил у него не было. – Снеси-ка ты ее одному хорошему человеку, пусть глянет. А я с ним по телефону потом созвонюсь. Выручишь?