Александровский cад
Шрифт:
Танька протянула ладошку:
– Мир?
– Мир.
Лешка попытался взять ее за руку, но Таня неожиданно подставила ладони под дождь, набрала пригоршню воды и, плеснув на Лешку, звонко засмеялась.
– Ах, ты так? – Он шутливо нахмурился и хотел было проделать то же самое. Но не успел. Танины руки обвили его шею.
– Если бы ты знал, как без тебя плохо…
Дождь лил над Кремлем, смывая обиды, горечь и разочарования прошедших лет. Их первый за три года поцелуй был долгим и страстным.
Глава 8
Тетя Клава, как обычно, хлопотала по хозяйству, когда в дверь позвонили, и она, что-то напевая, отправилась открывать. На пороге стояли Лешка и Танька. Совсем как в школьные времена. Оглядев исподлобья мокрых молодых людей, тетя Клава сделала театральную паузу и вдруг спросила:
– Откуда это вы такие чумазые? – Лицо ее при этом выражало крайнее удовольствие.
Танька как в детстве потянула Лешку за рукав в глубь квартиры. Но Тетя Клава, как всегда, была начеку.
– Ноги вытри! – сказала она и уперлась Казарину в грудь.
Все захохотали.
– Отец дома?
– Нет, звонил, сказал, что заночует на даче…
Через час в диспетчерской гаража особого назначения раздался телефонный звонок.
– Владимир Константинович, вас к телефону! – крикнул дневальный.
Казарин-старший бросил что-то писать в журнале и подошел к аппарату.
– Слушаю.
Трубка голосом Лешки произнесла:
– Пап, я сегодня скорее всего не приду ночевать… Ты там не волнуйся, у меня все в порядке. Не забудь поесть.
Владимир Константинович улыбнулся и весело сказал:
– Смотри, Лешка, чтобы все было нормально… Ты понял меня?
– Понял, – буркнул сконфуженный Лешка.
– И кстати, – добавил Владимир Константинович, – забеги завтра к Варфоломееву, он тут заходил, о тебе спрашивал…
Тете Клаве надоело ждать. Уже давно наступило утро, и Петр Саввич мог по дороге с дачи на работу заехать домой. Поэтому она сделала погромче звук в радиоприемнике, взяла с кухонного стола заранее приготовленный поднос с двумя стаканами чая и печеньем, подошла к комнате Тани, постучала, поставила поднос на тумбочку и быстро скрылась за углом. Через какое-то время дверь приоткрылась, и в щели показалась взлохмаченная голова Лешки. Казарин осмотрелся, заметил поднос, улыбнулся, первым делом засунул в рот печенье, взял стаканы и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Поставив стаканы с чаем на столик возле кровати, Лешка заботливо укутал в одеяло разомлевшую, счастливую Таню, поцеловал и хитро улыбнулся:
– А ты не боишься, что отец вернется?
– А ты? – лукаво переспросила она.
– Боюсь… – честно признался Лешка.
– Фу, трус!
Он провел руками по ее волосам.
– … Боюсь, что заставит меня жениться на тебе.
Танька прищурилась.
– А ты – против?
– Нет, но теперь он мой непосредственный начальник.
При этих словах Лешка посмотрел на купол собора за окном и смешно пожал плечами: он, похоже, до конца еще не верил такому повороту в своей судьбе. Затем Лешка поднялся, подошел к фотографии их класса, стоящей на столе, зачем-то взял ее и сказал:
– Знаешь, есть такая притча про грешника, который вдруг почувствовал стыд за свои поступки. Тогда пришел он к мудрецу и говорит: «Что мне делать, чтобы заслужить прощение?» А мудрец и отвечает: «Возьми доску и за каждый свой плохой поступок забивай в нее гвоздь. Сделаешь хороший поступок – вытаскивай гвоздь. И вот когда не останется ни одного гвоздя – считай, что совесть твоя чиста». Прошло много лет. Приходит счастливый грешник к мудрецу и гордо протягивает доску без гвоздей. Мудрец взял ее, посмотрел на свет и грустно улыбнулся.
– Ну и что? – не поняла Танька. – Исправился грешник?
– Исправился, – кивнул Лешка. – Только дырки остались.
Танька отвернулась к стене.
– Ты прости его, – тихо сказала она. – Мне ведь он сделал намного больнее…
Лешка сделал шаг к окну и холодно бросил:
– Думаешь?
Повисла пауза.
Таня еще немного помолчала и вдруг, сладко потянувшись, произнесла:
– Ну и ладно. Было и прошло. Кстати, не давай ему на себя кричать.
Алексей удивленно обернулся.
– С чего ты взяла, что он на меня кричит? Это он тебе сказал?
Таня поняла, что проболталась.
– Ничего он мне не сказал. Просто вчера… ну, когда ты ему докладывал про Панина, я зашла в приемную. А дверь была не заперта. Я и… услышала, как он на тебя кричал.
Алексей сел на кровать.
– А что ты еще слышала?
– Да ничего! Ничего такого…
Казарин сделал вид, что готов приступить к пыткам.
– А ну, давай, говори, разведчица!
Татьяна с визгом нырнула под одеяло.
– Ну, – донесся оттуда ее голос, – про то, что ты предлагал опросить сотрудников, чтобы выяснить, что же пропало в панинском кабинете.
Лешка всплеснул руками.
– Да ладно, чего такого? – искренне удивилась Танька, высунув голову. Она быстро сбросила одеяло, вскочила и начала одеваться. – Я тут, между прочим, для тебя кое-что выяснила.
Лешке оставалось только вновь всплеснуть руками.
– Что?
– По дороге расскажу…
Когда они вышли из Танькиного подъезда, было уже темно. С этого часа Кремль, как и вся Москва, должен был стать невидимым для самолетов противника. Нельзя было зажигать свет, если он мог проникнуть на улицу. Поэтому большинство окон, даже Первого корпуса, были завешаны одеялами. Когда Таня и Алексей проходили мимо Царь-колокола, со стороны Тайницкого сада появилась машина с маскировочной сеткой на фарах.
– Давно они это придумали? – спросил Лешка.
Татьяна пожала плечами.
– Ты знаешь, не обращала внимания.
– Может, ты наконец скажешь, куда мы идем?
Татьяна на ходу хитро посмотрела на Казарина.
– Знаешь, кто еще несколько дней назад работал секретарем у Панина? – спросила она, когда они свернули за угол Четырнадцатого корпуса.
– Кто?
– Вера Чугунова.
Лешка присвистнул от удивления.
– Не смотри ты на меня такими круглыми глазами, – рассмеялась Татьяна. – Ты мне напоминаешь замурованного монаха. – Она подхватила Лешку под руку и потащила дальше. – Так вот, она говорит, что в шкафу стояло старинное пресс-папье.