Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
— И ты сделал! — почти против воли вырвалось у меня и я беспомощно и едва ощутимо ударила его по плечу. — Ты снова ушел и оставил меня!
— Неправда, — возмутился Йон из сна. — Я сижу внизу и жду, пока ты проснешься, чтобы мы могли поговорить. И я бы смог сказать тебе все то же самое в лицо.
— Ты… ты… Ведь это просто сон, да? Ты мне снишься, Йон?
— Я всегда в твоих снах, когда ты в моих, маленькая омега, — выразительно произнес он. — Как могло быть иначе? Я уже видел то место, где… все случилось, потому что ты сама показала его мне, помнишь? Поэтому у них бы все равно не получилось меня обмануть.
— Я… показала? — Мысли во сне были еще более неповоротливые, чем обычно. — Йон, это все… насколько это все…
— Реально? — уточнил он, беря мое лицо в свои ладони. — А как ты думаешь, Хана?
Я проснулась резко, словно намеренно выдернув себя на поверхность. Все это зашло слишком далеко, все стало слишком странным и слишком ненормальным даже для нас. В комнате царил глубокий ночной мрак — хотя мне казалось, что я проспала совсем немного. Попытавшись нашарить на прикроватной тумбочке стакан с водой, чтобы смочить горло, я случайно столкнула его вниз, и он с глухим звоном упал на ковер, расплескав все содержимое. Выругавшись про себя, я свесилась с кровати, шаря по полу руками, и так и застыла в таком положении, услышав негромкий голос с той стороны двери.
— Так что, маленькая, может, все-таки поговорим?
— Ты… — У меня перехватило дыхание. Я несколько минут назад видела его в собственной голове, и все было так реально, что сейчас было сложно поверить, что мы не продолжаем уже начатый разговор. Это очень сбивало с толку. — Что ты… Йон, сейчас правда не лучший момент и…
— А я думаю, что самый лучший, потому что другого может уже и не быть. На этот раз я не позволю тебе сбежать, Хана. Только не теперь.
— Йон, ты не понимаешь! — взмолилась я, не понимая, как он может не чувствовать моего запаха. Может быть, таблетки все еще действовали? Тогда почему меня так трясет и почему мне так жарко? Словно все мое тело переполнено огнем, который никак не может найти выход наружу?
— Я вхожу, — в последний раз предупредил он, повернув в замке взятый где-то ключ. Я скатилась с кровати, лелея последнюю надежду укрыться в ванной, но споткнулась о пустой стакан и растянулась кверху задом на ковре, являя собой настолько беспомощное в своей откровенности зрелище, что тут и додумывать уже ничего было не надо.
— Хана, мы должны… — начал было Йон, но в ту же секунду замолк, словно врезавшись в невидимую стену. — Хана…
— Я говорила, что не нужно, — прошептала я, ощущая, как по мышцам разливается теплая мягкая леность, словно я за одно мгновение из стянутого клубка нервов превратилась в безвольное желе. Бежать было больше некуда — да и незачем.
Выражение лица Йона тоже изменилось. Он неторопливо, словно всякая потребность спешить куда-то отпала в принципе, закрыл за собой дверь, повернув защелку над дверной ручкой. На мгновение комната снова погрузилась в кромешный мрак, но его довольно скоро разогнал свет ночника, стоявшего на прикроватной тумбочке — я не сразу осознала, что это мои руки его включили. Как и то, как мне вообще удалось подняться с пола и сесть на край кровати, когда еще полминуты назад я едва могла заставить себя шевелиться. Мой альфа опустился рядом, и мне было сложно поверить в то, каким спокойным он в этот момент выглядел. И как спокойно было внутри меня самой. Совсем не этого я ожидала от подобной встречи — уж точно не в нынешних обстоятельствах. Из моего тела пропала боль, невыносимое, скручивающее желание и все напряжение. Не было больше вообще ничего — ни страха, ни стыда, ни сомнений. Только обезоруживающее и головокружительное ощущение правильности этого момента.
Отчего-то совсем не хотелось говорить. Будто слова стали насквозь фальшивыми и неполноценными, и ни одно из них не могло в полной мере выразить то, что я ощущала. То, что мы оба в тот момент ощущали. Йон легко, едва касаясь, провел пальцами по моей щеке, но прежде, чем я успела проникнуться его лаской, его прикосновение стало настойчивее — он обхватил сзади за шею и нетерпеливо притянул к себе. В моей голове ослепительно ярко полыхнуло, словно там взорвался целый ящик фейерверков, и электрический разряд рванул вдоль позвоночника вниз. На мгновение у меня перехватило дыхание, и я вдруг осознала, что никогда не смогу в полной мере выразить свою любовь к этому мужчине. Не потому, что все мои сравнения, метафоры и отсылки вдруг перестали работать, а потому, что она была куда больше, сильнее и могущественнее меня самой. Не она была моей частью, а я — ее. Любовь, что существовала задолго до меня и будет существовать много после, сейчас надела мое лицо и тело, как маску, и я могла лишь покоряться ей — безвольно, бездумно, беспомощно.
В ту ночь не было Йона и Ханы — были Альфа и Омега, изначальные и вечные, как звезды на первородно чистом небе. Мы не творили историю, мы сами были этой историей, и весь мир от края до края был нашим свидетелем и благословителем.
И до самого утра я, как ни старалась, не могла вспомнить, почему так упрямо и остервенело сопротивлялась тому, что с самого начала времен было совершенно неизбежно для таких, как мы.
Глава 20. Лучший друг
— Я не думала, что бывает… так хорошо, — тихо призналась я, поудобнее устроив голову у Йона на плече. — Наверное, это просто гормоны и… остальное, но у меня никогда прежде не было такого ясного ощущения, что все именно так, как должно быть. И что все, что было, просто вело нас к этому моменту. — Немного поразмыслив, я добавила неуверенно: — Получается… получается, они были правы? И омеги приходят в этот мир только для того, чтобы встречать своих альф и становиться… как это там говорится — сосудами для их семени?
— Не думай об этом, маленькая, — покачал головой он, коротко мазнув губами по моему лбу. — Главное, что мы вместе и что… теперь все в порядке, да?
— Еще сутки назад я была уверена, что в порядке все не будет уже никогда, — пробормотала я. — А теперь… теперь чувствую себя так, будто выжила после кораблекрушения.
Это в какой-то мере даже не было преувеличением — лежа посреди смятой и перекрученной постели, окаченная свежим солнцем позднего августа, прижимаясь к боку любимого мужчины, я в самом деле ощущала себя так, будто меня выплюнуло из пенистой пасти взбесившегося шторма на мягкий безопасный песок. Все казалось каким-то ирреальным: и эти мерно колышущиеся занавески, и лимонно-желтый утренний свет, и даже запах моего альфы, смолисто-дымный, такой родной и все еще пьянящий, пусть уже и не так сильно, как ночью. Мне казалось, что я вот-вот проснусь или что все это мне привиделось в горячечном бреду течки, и это ощущение порой становилось настолько отчетливым, что мне казалось я способна проткнуть окружающую нас реальность пальцем и провалиться в то, что находится за ней.
— Йон, ты… снился мне, — тихо проговорила я. — До того как… все случилось вчера. И мне на секунду показалось, что это было не просто сон.
Он на мгновение задержал дыхание, словно от удивления — или от восторга, не берусь сказать точно. А потом ответил на выдохе:
— Ты тоже. Мне снилась, я имею в виду. Но сейчас все кажется таким смутным. Проснувшись, я помнил все чуть ли не дословно, а теперь оно как в тумане. Но почему-то я был уверен, что должен пойти к тебе и что все остальное неважно и бессмысленно. Я проснулся с твердым убеждением, что не могу тебя потерять, как бы там ни было.