Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
— Да, я тоже, — честно призналась я, с улыбкой опустив взгляд на собственные руки. Сковавшее меня напряжение после неожиданной встречи со Стивом постепенно проходило, и я снова становилась сама собой — той Ханой, которой стала рядом с Йоном, а не той, которой была без него. Мне нравилось это ощущение, оно было теплым и уютным, как одеяло после холодной улицы.
Думаю, мой альфа действительно собирался рассказать мне о том, что случилось, почти сразу, но, видя, в каком я состоянии, отложил этот разговор на потом — сперва мы добрались до «Элизиума», где пообедали, и уже там, пару раз отметив какие-то непривычно большие буквы и яркие цвета в новостных заголовках, я начала догадываться, что что-то не так. У дурных новостей есть свой запах, и он ощущается всей кожей сразу, поэтому интуиция первой начинает подавать тревожные сигналы — еще до того, как в разум поступит первая фактическая информация.
Почти уверена, что Церковь изначально хотела скрыть произошедшее, но сделать это оказалось не так просто — ведь когда ты сперва прикладываешь невероятные усилия, чтобы раскрутить своего медийного представителя и посветить его лицом из каждого экрана, то когда он вдруг ни с того ни с сего пропадает, общественность не может этого не заметить. Позже говорили, что это были происки кого-то из внутренних врагов Иерарха, но Медвежонок утверждал, что не имел к этому никакого отношения, и я была склонна ему верить. Однако тот факт, что кто-то слил информацию в сеть, был неоспорим, и именно с этого все и началось.
Духовная Матерь — так стали называть Анни вскоре после ее прогремевшего едва ли не на весь мир выступления, в котором она призывала носителей метки присоединяться к ней и становиться частью Церкви. Я не особо следила за ее деятельностью в те дни, но знала, что она, как и Медвежонок в начале своего пути, стала очень востребованной персоной на телевидении. Любой ее выход в свет — чаще всего связанный с благотворительностью или духовным просвещением, которое она несла в школы, приюты и больницы, — становился темой бурного общественного обсуждения. Меня это не удивляло, ведь помимо будоражащей умы темы истинной связи, которая впервые была продемонстрирована миру на, так скажем, наглядном примере, внезапная популярность Анни и ее связь с Церковью стали поводом для нового витка публичной дискуссии о возможности для омег занимать церковные посты наравне с альфами. Хотя в истории были случаи канонизации омег и признания их святыми мученицами — зачастую, когда те умирали в своих каких-нибудь двадцатых родах, — им не дозволялось вступать в сан и становиться служителями Церкви. Официально это не было запрещено, однако все знали, что приди ты с подобным желанием в храм, тебя в лучшем случае высмеют, в худшем — напомнят, что твое место в постели с раздвинутыми ногами, но никак не за церковной кафедрой.
На вопрос одного из интервьюеров о том, видит ли Анни себя в будущем частью Церкви наравне с отцом Евгением, омега со всей присущей ей скромностью и кротостью ответила, что была бы счастлива послужить Великому Зверю в любой роли и любом статусе, но считает, что все эти разговоры преждевременны, потому что сперва ей нужно исполнить другой свой долг и помочь Церкви разгадать тайну истинной связи, благодаря которой, как она убеждена, к бестиям вернется надежда и понимание их предназначения и сути. Многим это ее заявление совсем не понравилось, и традиционалисты начали громогласно возмущаться самой идее возможного вступления омеги в ряды служителей Церкви наравне с альфами, называя ее ересью и богохульством. Однако их голоса были разрозненными и не слишком громкими, что давало надежду на то, что подобные перемены в уставе Церкви возможны и общество так или иначе сможет их принять.
Правда выяснить это наверняка так и не удалось, потому что через два дня после того интервью Анни пропала с экранов, а еще через неделю в экстренном выпуске новостей, который после обеда крутили практически нон-стоп, показали заблюренное фото полуобнаженного женского тела, найденного в доках. У частично разложившегося тела отсутствовала левая рука и голова, однако Йон по своим каналам связи уже знал наверняка, кому оно принадлежит.
— Но это же просто бред! — не сдержалась я, и он снова знаком попросил меня говорить потише. — Зачем… зачем кому-то убивать ее? Тем более сейчас? Тем более… таким зверским образом?
— Мои ребята считают, что голову и руку отняли намеренно, чтобы затруднить опознание, — произнес альфа, наклонившись ко мне и стараясь не повышать голос. — Причину же смерти пока устанавливают, но первичный осмотр показал крайнюю степень истощения всех внутренних органов. Словно они работали на износ в течение довольно продолжительного времени, а потом начали отказывать один за другим. Как сказал один из экспертов, которые ее осматривали, из нее как будто высосали все соки.
— Это… это просто абсурд какой-то. Зачем Церкви убивать ее? Она же была для них ценнейшей находкой и потенциальным источником эксклюзивной информации об Обществе и всем остальном! — От нелогичности случившегося у меня начинала болеть голова.
— Возможно, Церковь здесь и не при чем, — помедлив, проговорил Йон, внимательно наблюдая за моей реакцией.
— А кому еще бы понадобилось… — Я сбилась, уловив его мысль. — Нет, это звучит еще более нелепо! Обществу уж точно не до того, чтобы проворачивать такие ассасинские операции, они же наглухо забаррикадировались у себя внизу. Меркурио каждый день отслеживает сигналы их устройств, и до сих пор не заметил никакого активного движения. А чтобы провернуть подобное, понадобилась бы разведка, по меньшей мере. Я уж не говорю про время на подготовку и остальное. Да и Церковь почти наверняка охраняла ее как зеницу ока!
Альфа меня не перебивал, хотя в некоторых местах, я чувствовала, ему хотелось. Когда же я наконец замолкла, угрюмо глядя на него из-под полуопущенных ресниц, он негромко произнес:
— Ну, во-первых, не все оймахисты сейчас под землей, и ты прекрасно это знаешь.
— Намекаешь на то, что это мог сделать кто-то из ребят Меркурио? — поморщилась я, не желая даже допускать такую идею.
— Во-вторых, не все они отчитываются перед ним в каждом своем шаге. Часть, как ты знаешь, уже разъехалась, и мы их перемещения и активность не отслеживаем. Хана, я не говорю, что у них был способ, ресурсы или возможность это сделать, но, по крайней мере, был мотив, не так ли? — мягко спросил он.
— Нет, не так, — упрямо возразила я. — Анни для них больше не была угрозой, ведь она даже не знала, что они теперь на поверхности. Единственные, кому это, возможно, действительно выгодно, это Гвин и старейшины внизу, но я тебе уже объяснила, почему не считаю, что они могут быть к этому причастны. Хотя… — Тут я задумалась. — Хотя Церковь, вероятно, сможет преподнести это именно так. Но тогда непонятно, зачем им усложнять процесс опознания тела, отрезая от него какие-то части. Нет, это все какая-то ерунда. Что говорят полицейские? — Я подняла на мужа встревоженный взгляд.
— То, что им сверху спущено говорить, — пожал плечами Йон. — Ведется следствие, подозреваемых нет, Церковь выражает крайнюю степень обеспокоенности.
— А что Карл? — вдруг вспомнила я. — С ним кто-то говорил?
— Он тоже пропал, — с неудовольствием вынужден был признать мой альфа. — Я пытаюсь найти его следы по неофициальным каналам, но пока все глухо. Медвежонок уже сказал, что инициирует официальное расследование на уровне Церкви и, если понадобится, выступит против своего отца, но это займет какое-то время, а учитывая, что до Праздника Благоденствия осталось всего несколько дней, я не думаю, что сейчас кто-то будет всерьез заниматься поисками улик и подозреваемых. Скорее, они воспользуются предпраздничной суматохой, чтобы побыстрее все замести под ковер.