Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
— А может лишить нас всего, — резонно возразила она, нахмурившись и поджав губы. — Нет, я решительно против. Нам это не нужно. Это слишком рискованно.
— Мама, через неделю я надену кардинальскую мантию, — негромко и вдумчиво проговорил Дани, не глядя ни на нее, ни на кого из нас. — Я знаю, как много усилий ты приложила, чтобы добиться этого — чтобы подготовить меня и научить всему, что нужно знать. Но если я стану кардиналом Восточного города, то не смогу и дальше прятаться за твоей юбкой и постоянно ждать твоих подсказок.
— Почему не
— Мама, я ценю твое мнение, и я благодарен за все, что ты сделала, но с этой минуты и впредь я собираюсь жить своим умом, — наконец проговорил Дани, усилием воли отведя взгляд от альфы и кротко улыбнувшись матери. — И принимать те решения, которые сочту нужным.
— Вот это слова, достойные будущего кардинала, — подхватил отец Горацио, улыбнувшись и одобрительно кивнув. Если он и заметил, как наша с ним общая подруга реагировала на Дани, то предпочел не подавать виду и никак это не акцентировать. Я же, наблюдая за ними троими, пришла к неожиданному выводу, что именно какая-нибудь готовая на эксперименты и не слишком закомплексованная омега могла бы (или мог бы) стать решением их с Джен проблемы. Стать тем самым клеем, необходимым буфером между ними, которого сейчас так не хватало в их отношениях. Стоило намекнуть об этом подруге, когда мы в следующий раз останемся наедине и заговорим на эту тему.
— Хана, я хочу послушать тебя, — добавил Медвежонок, переводя взгляд на меня. — Что ты думаешь об этих бестиях? Им можно верить? Чего они хотят?
— Я не могу отвечать за всех, — ответила я, чуть помолчав. — Меркурио, с которым я общалась больше всех, ратует за перемены. Он признает, что заключение оймахистов под землей слишком затянулось, и ему совсем не нравится то, в каком направлении они движутся сейчас. Гвин, их нынешняя глава, настроена на силовое решение проблемы, но мы с ним оба считаем, что это ни к чему не приведет, кроме множества ненужных и бессмысленных жертв.
— Я им не верю, — вклинился Йон. — Мы почти ничего о них не знаем. Однако их идеи могут стать отличным рычагом давления на Боро.
— Вы об этой ереси касательно первородства людей? — уточнила госпожа Боро, не скрывая гадливости и отвращения в голосе. — Даже ради того, чтобы поквитаться с Фердинандом, я не готова принимать в этом участие. Сама мысль об этом кажется мне кощунственной!
— Мысль о том, что мы не божественные создания, а просто ошибка природы? — спросила я, сама поразившись тому, как легко это соскочило у меня с языка. Старшая омега вспыхнула, и, если бы взглядом можно было испепелять, от меня бы точно вмиг ничего не осталось.
— Всему есть пределы, барышня, — ледяным, словно зимний ветер, тоном проговорила она. — Если имя Дани окажется связано с этой богопротивной идеей, ему уже никогда от этого не отмыться. Вы хоть представляете себе, с какой жадностью и каким восторгом набросятся на эту новость таблоиды всех мастей? У моего сына уже есть одна непосильная тайна, второй ему… не нужно. — Последние два слова она выдохнула едва слышно, вдруг осознав, что сказала куда больше, чем собиралась, и метнувшись растерянным, умоляющим взглядом к отцу Горацио.
— Все нормально, — поспешно успокоил ее он. — Тайна вашего сына в безопасности. Я бы никогда себе не позволил злоупотребить вашим доверием.
Она кивнула, все еще немного нервно, но с достоинством женщины, готовой вверить свою самую большую тайну в руки чужого благородства.
— Я согласен с идеей провести генетическую экспертизу, — меж тем снова заговорил Дани, до того словно бы тщательно обдумывавший все имеющиеся у него варианты. — После того, как я официально вступлю в сан кардинала, то получу доступ ко всем печатям и смогу санкционировать подобное исследование. Конечно, неофициально.
После его слов в гостиной воцарилась тишина, словно бы парой своих фраз Медвежонок провел жирную черту между нашим прошлым и нашим будущим. Кажется, он и сам это осознавал, потому что мне вдруг показалось, что паренек слегка дрожит. Его ясные голубые глаза, так красиво гармонировавшие с интерьером гостиной, сверкали от переполнявших его эмоций, и я вдруг пожалела, что сижу слишком далеко, а потому не могу взять его за руку.
— Дани, я по-прежнему против, — тихо проговорила госпожа Боро, и по одному ее тону стало понятно, что она уже не собирается спорить с ним всерьез.
— Я знаю, мама, — легко улыбнулся он. — Но нам нужно знать правду. Не только ради кого-то другого, но и ради самих себя.
— Я почти уверена, что эта экспертиза докажет лишь одно — что я была права, — произнесла она, коротко мотнув головой. — Я не верю, что Церковь… что вообще хоть кто-нибудь способен на ложь таких катастрофических масштабов. Ради чего кому-то могло бы понадобиться переписывать историю? Ради власти и денег? Их можно получить другим, куда менее затратным и изощренным путем.
— Нет, не ради них, — снова подала голос я. — А ради того, чтобы оправдать свое собственное существование. Кому вообще может быть приятно осознавать себя… досадной случайностью? Кривым витком эволюции, пошедшим не в ту сторону? Не этим ли занимаются все — и люди, и бестии — всю свою историю? Большинства, меньшинства, расы, народы, виды — все стремятся обозначить свою ценность, доказать важность собственного существования среди прочих. Весь наш мир построен на однажды возникших у кого-то идеях. Просто идея Церкви укоренилась так глубоко, что больше ни для каких других вариантов банально не осталось места.