Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
— Да, — через силу заставила себя улыбнуться я. — Ты со мной.
Мы встретились глазами, но я не успела задать так и вертевшийся у меня на языке вопрос о том, кто же в таком случае защитит его самого, потому что в этот момент заиграла торжественная органная музыка, мгновенно заполнившая все пространство алтарного зала, и ведшиеся в соборе разговоры затихли.
Фердинанд Боро в тяжелой, богато расшитой мантии Иерарха поднялся за кафедру. Он почти не изменился с того дня, когда я видела его в последний раз. Все такой же надменный, сухопарый, полный так и плещущего через край чувства собственного достоинства, похожий на большую хищную птицу с кривыми когтями и острым твердым клювом. И хотя я не была уверена, что он знает о нашем с Йоном присутствии — и уж
Не знаю, заметили ли это остальные присутствующие, но его глаза так и горели темной ненавистью, и весь его облик буквально дышал этой яростной, захлебывающейся в самой себе злобой. То, что происходило здесь сегодня, наверняка воспринималось им как личное оскорбление, как удар в спину — но хуже всего, что этот удар он буквально наносил себе сам. Медвежонок не рассказывал об этом, но я была почти уверена, что за прошедшие недели Боро приложил немало усилий для того, чтобы саботировать посвящение в сан собственного сына — оно и так откладывалось дважды. Но не существовало такого способа, которым он мог бы навредить Дани, не подставившись при этом сам. Самый главный его секрет, который мог бы раз и навсегда закрыть для Медвежонка двери всех храмов Церкви, был обоюдоострым мечом. В том лицемерном мирке, который представляло из себя высшее церковное общество, сын-омега был не просто несмываемым позором, но чем-то сродни первородному греху. Иерарх являлся одной из самых влиятельных политических фигур в мире, но правда, подобная этой, снесла бы его с места как пушинку и не нашлось бы ни силы, ни власти, что помогли бы ему удержаться на церковном престоле.
Но одно дело было просто скрывать подобную правду от мира, а совсем другое — собственноручно произвести омегу в кардиналы. Насколько мне было известно, ритуальное сожжение еретиков не практиковалось Церковью уже несколько столетий, однако подобный проступок как нельзя лучше подходил на роль прецедента, чтобы вернуться к этой давно забытой практике.
И глядя, как Дани Боро медленно шествует к отцу по алтарному проходу, окруженный солнечным светом и серебристым блеском своих одеяний, которые уже совсем скоро должны были смениться на белую с золотым мантию кардинала, я вдруг поняла, о чем говорил отец Горацио, рассуждая, что истинное предназначение Церкви давно уже утратилось и что то правильное, духовное и важное, что изначально привлекло его в ней, становилось все менее осязаемым на фоне бесконечной грызни и распрей между высшими церковными лицами. По сути то, что сейчас делал Иерарх Боро, было прямым нарушением устава, плевком в лицо Великому Зверю и всем верующим. И он делал это не ради даже какого-то призрачного общего блага — он готов был попрать все законы, земные и небесные, лишь бы получить желаемое и удержать власть. Вот, наверное, о чем говорил Йон — и чего он так опасался, когда я заводила речь о союзе оймахистов и церковников. Вопрос был не в том, кто кому может или не может доверять. Скорее в том, насколько обе стороны готовы были принести в жертву собственные шкурные интересы ради правды и общего блага. И если я сама чувствовала в себе эту готовность — а иногда почти потребность, — то могла ли надеяться и рассчитывать, что другие будут чувствовать так же? Впервые с самого начала этой истории меня вдруг охватили сомнения.
Йон сжал мою руку чуть крепче, хотя я была уверена, что полностью скрыла от него свои мысли. Но, наверное, это было просто удачным совпадением — потому что именно в этот момент Дани Боро опустился на колени перед своим отцом, склонив голову и смиренно ожидая, пока на него возложат кардинальский венец. Иерарх медлил. Он смотрел то на сына, то на собравшихся, словно задаваясь вопросом, как вообще позволил себе оказаться в этой совершенно безвыходной ситуации. И я на мгновение почти ему посочувствовала, но это чувство было таким мимолетным и недолгим, что я бы не стала воспринимать его хоть сколько-нибудь всерьез.
Мне казалось, что я видела, как у старшего альфы дрожали
Снова заиграла музыка — торжественная, гулкая, оглушающая. Запел церковный хор, а у меня от волнения и общего эмоционального напряжения выступили слезы на глазах. Я порывисто прижалась к плечу Йона, и он обнял меня, мягко похлопывая по спине. Мне было сложно перестать думать о том, не совершаем ли мы ошибку — и стоит ли оно того вообще. Мы же уже были счастливы, разве нет? Зачем и ради чего мы так подставлялись и так рисковали, поднимаясь все выше? В тот самый момент, когда Дани Боро, кардинал Восточного города, поднялся с колен и посмотрел на собравшихся в зале своими большими и лучистыми голубыми глазами, я поняла, что не знаю ответов на эти вопросы.
Мы выходили из Большого собора одними из последних — Йон все еще поддерживал меня за плечи, потому что у меня буквально дрожали колени и я не чувствовала земли под ногами. Я не могла оторвать взгляд от пола, боясь, что окружающие вдруг каким-то образом прочтут в нем ужасную правду о том святотатстве и богохульстве, что только что произошло пред ликом Великого Зверя при полном одобрении его наместника на Земле, и потому увидела, что на выходе нас ждет молчаливо замершая фигура, лишь когда мы подошли к ней вплотную.
— Не ожидал встретить вас здесь, босс Гу, — проговорил Далла, обеими руками опиравшийся на свою трость. Его белые гладкие волосы, уложенные волосок к волоску, красиво лежали на широких плечах, и мне вдруг подумалось, что ему бы сейчас больше пошел расшитый золотом камзол, чем этот строгий костюм-двойка. — После нашего последнего разговора у меня создалось впечатление, что вы с Церковью, что называется, по разные стороны баррикад.
Йон ничуть не смутился, словно ожидал какой-то подобной ремарки, и, приятно улыбнувшись, ответил, балансируя на грани вежливости и насмешки:
— Это самое модное и раскрученное мероприятие этой недели, так что мы решили, что будет непростительно пропустить его.
Далла ответил улыбкой на улыбку, но у меня ни на мгновение не закралось сомнения в том, что он видит моего альфу насквозь. Даже если и не знает истинных причин нашего присутствия здесь сегодня, то однозначно догадывается, что тут все намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я с трудом подавила порыв обернуться и поискать глазами Медвежонка. Почему-то мне вдруг захотелось, чтобы он сейчас был как можно дальше отсюда.
— Мне кажется, вы способны удивить меня, босс Гу, а это редкость в моем возрасте, — заметил старший альфа, а потом, словно подтверждая мои мысли, добавил: — Все это не случайность, не так ли?
— Смотря, что считать случайностью, босс Далла, — продолжая непроницаемо улыбаться, отозвался Йон. — Но если желаете поговорить о судьбе и предопределении, моя жена большой знаток этих тонких материй. У меня же никогда не хватало на них времени.
На мгновение у меня перехватило дыхание, когда я подумала, что он действительно решит пообщаться со мной на эту тему, но Далла лишь скользнул по мне коротким, ничего не выражающим взглядом, как будто только что вообще отметил для себя мое присутствие рядом с Йоном, и заговорил уже о другом:
— Босс Камори намедни выражал свое удовлетворением тем, что поставки товара возобновились в прежних объемах. Вам достаточно быстро удалось наладить процесс. Примите мое восхищение.
Босс Камори. Тот чернокожий гигант, похожий на ожившего голема. Но раз поставки возобновлены, это значит…
— Я просто выполняю свои обещания перед своими партнерами, — пожал плечами мой альфа, и его хватка на моем плече стала ощутимо крепче, словно он опасался, что я скажу что-нибудь лишнее.
— Это правильно, — веско отметил его собеседник. — Нам ни к чему были бы проблемы и дальнейшие задержки. Следующее собрание зубцов состоится осенью, перед Праздником Благоденствия, и я надеюсь, что на этот раз у остальных боссов не возникнет повода быть недовольными вами.