Алхимик
Шрифт:
Этот район не особенно привлекал Коннора, но, поскольку здесь располагалось Патентное управление, компания предпочла, чтобы он остановился именно здесь. И сейчас он хотел, чтобы компания удостоверилась: он делает именно то, чего от него ждали, — и ничего иного.
Номер на восьмом этаже «Мариотта», обставленный мебелью темного дерева и с мягким ковровым покрытием, был достаточно просторен. Из него открывался вид на аккуратно подстриженную кустарниковую пустошь, уходящую далеко за высотки.
Коннор снял пальто и пиджак, скинул туфли и, воспользовавшись набором мини-бара, налил виски со льдом. Плюхнувшись
Он сделал глоток виски, взял трубку и набрал номер, который знал наизусть.
Через пару гудков он услышал хрипловатый голос матери:
— Алло?
— Я на месте, — сказал он.
— Она с тобой?
— Прибудет в четверг.
Наступила краткая пауза.
— В какую чертовщину ты опять впутался, Коннор?
— Не знаю. Я думал, что смогу справиться, но ты была права.
— Позвони мне, когда она окажется здесь, хорошо?
— Позвоню.
Он положил трубку и допил остаток виски. Затем набрал номер своей лондонской квартиры.
На звонки никто не отвечал. Он сверился с часами. В Англии четверть десятого. Он снова набрал номер, надеясь, что в первый раз ошибся, но тут же услышал знакомые гудки. По тому, как звучат гудки, подумал он, ты почти точно можешь предположить, что в квартире никого нет. Он надеялся, что не сделал серьезной ошибки, оставив Монти в одиночестве. Может, она просто вышла вечером прогуляться. Коннор считал, что они должны быть в безопасности, пока доктор Баннерман не закончит анализ «Матернокса». И он не мог отделаться от ощущения, что вот уж после этого ситуация крепко усложнится. Но ведь этого еще не произошло, не так ли?
Четверть десятого. Ему стало как-то не по себе. Черт возьми, что с ней случилось?
89
Ганн сел за стол, выпил из своей толстостенной чашки чай без сахара и скривился от отвращения. Никки отпускала комментарии относительно объема его талии, и, как обычно, он был не в состоянии понять, шутит она или нет.
Он напряг мышцы живота и несколько раз врезал кулаком в солнечное сплетение. Живот твердый как железо. И плоский. Никакого отвратного брюшка, никаких складок. Хотя ладно, если он позволит мышцам расслабиться, совершенно распустит их, то, конечно, будет заметен лишний жирок. Но, черт побери, у какого мужчины средних лет нет кое-каких излишков…
О, дерьмо! Средних лет! Вот в чем проблема. Он сравнивал себя с другими мужчинами своего возраста — а не с теми, кто был в еевозрасте.
Следовательно, никакого сахара в чай, следовательно, сырный салат на ланч и каждый вечер — час в гидролечебнице.
Мигающая иконка на экране компьютера сообщила, что ему пришло новое письмо. Сегодня она весь день с регулярными интервалами возникала на экране, но он был слишком занят, чтобы
Макласки был его коллега в США. Трудился он на заводе «Бендикс Шер» в Мэриленде. Ганн подвел курсор к нужной строчке и дважды щелкнул.
«Во исполнение вашей просьбы проверить квалификацию мистера Коннора Моллоя. Вы сообщили мне следующие данные: 1981–1987 — Стенфордский университет, биохимический факультет, степень мастера по органической химии; 1987–1989 — университет Карнеги-Меллона, докторат по молекулярной биологии; 1989–1992 — Гарвард, юридическая школа, специализация по адвокатуре и патентному праву; 1992–1994 — группа патентов и соглашений, фармацевтическая корпорация „Мерк“.
Тут есть нечто странное: „Мерк“, как и юридическая школа Гарварда, провел проверку, но предыдущей биографии как бы не существует: ни в Карнеги-Меллоне, ни в Стенфорде нет никаких упоминаний о Моллое.
Выяснилось также, что нет никаких данных о нем и в той информации, что была прислана вами, а также я не мог найти никаких данных и о его рождении в Управлении актов гражданского состояния. Похоже, что вы столкнулись с проблемой. Сообщите, пожалуйста, какие дальнейшие действия вы собираетесь предпринимать».
Ганн выругался. Черт возьми, ему с самого начала надо было руководствоваться своими инстинктами относительно Коннора Моллоя. С самого начала ему что-то в нем не понравилось.
В соответствии с политикой компании она запрашивала как минимум две характеристики от предыдущих работодателей или от академических институтов плюс две профессиональные оценки. Данные, которые на Моллоя пришли из Гарварда и особенно из «Мерка», были просто из ряда вон. В то время Ганн решил, что ему стоило бы продолжить проверку, но «Мерк» считался исключительно профессиональной компанией, и он прикинул — впервые принимая на работу юриста-патентоведа, они сделали все, что полагалось, и если этот парень устраивал их, то устроит и «Бендикс Шер».
Теперь перед ним было досье Коннора Моллоя: кроме писем из Гарварда и «Мерка» в нем была также подробная личностная справка от балтиморского юриста Майкла Кловиса и еще одна — от врача Роберта Мелвилла из Шарлоттесвилля. На экране компьютера он изучил оба документа, а затем по электронной почте переслал их Джону Макласки с просьбой тщательно проверить эти два документа.
Макласки снова объявился через час: Майкл Кловис в самом деле был партнером юридической фирмы в Балтиморе. Но он умер за четыре года до той даты, которая стояла на характеристике Моллоя. А доктор Мелвилл умер за год до своего свидетельства.
Ганн мрачно уставился на экран. Теперь у него оставались две основные проблемы. Первая — сам Коннор Моллой. Вторая, которая волновала его куда больше, — необходимость скрыть от доктора Кроу допущенную оплошность.
Разозлившись на самого себя и решив возложить эти обязанности на Макласки, он отстучал ответ:
«Выясните, черт возьми, кто такой на самом деле Коннор Моллой».
90
Монти испытывала острое чувство вины из-за того, что не послушалась совета Коннора, и оно еще более усилилось, когда девушка вошла в элегантное фойе отеля «Стренд-Палас».