Али Бабаев и сорок покойников
Шрифт:
Осмотрев его апартаменты, они вышли на балкон. Перед ними простиралась вся Москва или хотя бы ее половина: нитки железных дорог и здания вокзалов, Каланчевка, Сокольники, ближняя часть Садового кольца, а за ним, в отдалении, центр с Кремлем и Белым Домом. Наступил вечер, и тысячи, десятки тысяч огней горели и перемигивались внизу, будто приветствуя их, приглашая спуститься и пройтись по московским улицам. В этот миг Бабаеву казалось, что его мечты исполнились: вот жилище, в котором он хотел поселиться, а вот – любимая женщина, госпожа его хане, и есть в нем пятая комната, пока что пустая, но просторная и светлая, как раз для детишек. Для сына и дочки… нет, пусть будет двое мальчишек и столько же дочерей…
Он вздохнул, сожалея об упущенном времени. Вдруг подумалось Бабаеву, что он у многих отнял жизнь, а никому ее не подарил, не продолжил свой род, не баюкал сына, не слушал его лепет, не сделал и другого, что положено мужчине: дом не построил и дерево не посадил. Какие деревья, какие дома и сыновья! Он был служилым человеком сегодня здесь, а завтра там, словно лист, гонимый ветрами, словно всадник, обреченный на скитания в бесконечном степном просторе. Горько стало ему от этой мысли, горько и обидно, но, превозмогая это чувство, он прошептал:
– Ничего, ничего… Если ты родился в седле, это не значит, что в нем ты и помрешь.
Нина встрепенулась, отвела взгляд от сиявшей огнями пропасти, спросила:
– Что ты сказал, Али? Какое седло?
– Кисмет, – отозвался Бабаев. – Рок, судьба!
– Ты думаешь о нашей судьбе? О прошлом или будущем?
– О будущем, джан. О наших детях. Два мальчика, две девочки…
Она кивнула, словно это само собой разумелось. Потом промолвила:
– Хочу спросить… не обижайся, Али… столько лет прошло… наверное, у тебя были женщины?… там, куда тебя послали?…
– Были, – подтвердил Али Саргонович. – Женщины были, любимой не было.
Он знал, что когда-нибудь Нина об этом спросит. Что ж, он сказал ей правду! Были девушки на одну ночь, были шалости в гареме старого Фарука, было кое-что еще. Как мужчине в расцвете лет прожить без женщин?… Было, было! Только не было любви.
Нина прижалась к нему.
– Я понимаю… Пятнадцать лет – такой огромный срок… Я тоже не безгрешна.
– Не надо об этом, бахтаали, – пробормотал Али Саргонович. – Что случилось, то случилось, и нет в том ни твоей, ни моей вины.
По ее губам скользнула улыбка.
– Ты прав, не надо, милый… Как ты меня назвал? Не афсунгар, не зарбану… Бахтаали?… Что это значит?
– Счастье Али, моя горлинка. Знаешь, на фарси столько ласковых слов… тех, что говорят любимой…
– Я хочу их услышать. Все! – потребовала Нина.
Слов и правда было много – лалегун, анар, аху, бахар, гаухаршад, аржан, ашуб [36] … Чтобы все сказать, нужно было время. Но в этот вечер они никуда не торопились.
36
Лалегун – подобная тюльпану, анар – гранат, аху лань, бахар – весна, гаухаршад – смеющийся жемчуг, аржан – горный миндаль, ашуб – волнующая душу (персидск.).
Утром Гутытку привез Бабаева и Нину в офис на Лесной – Али Саргоновичу хотелось представить лалегун своих сотрудников. Галантный Маркелов поцеловал Нине ручку, Калитин осведомился о здоровье, а Пожарский спросил, есть ли в городе Туле еще такие красавицы и не польстятся ли они на бывшего доцента. Что до юной секретарши Земфиры, то та, соблюдая внешний политес, поглядывала на Нину с легкой завистью. К мужскому обаянию Бабаева Земфира не осталась равнодушной и, вероятно, строила некие планы, но теперь сообразила, что шансов у нее не было и нет. Однако, будучи девицей трезвого образа мыслей и вспомнив о своих семнадцати годах, она решила, что для нее Бабаев староват, и пожилая дама в тридцать пять подходит ему лучше.
В одиннадцатом часу Бабаев распрощался с Ниной, усадил ее в новенькую «шкоду» («тойота» пока что скучала без номеров), и Гут повез афсунгар в город Тулу. Что до Али Саргоновича, то он направился в свой кабинет. Душа его пела, глаза искрились счастьем, ибо память о минувшей ночи была еще реальна и жива.
Он сел к компьютеру, собираясь просмотреть кое-какие материалы, поступившие из Центра, но тут зазвонил телефон.
– Насчет поррученного вами, – раздалось в трубке. – Есть интерресная инфоррмация.
Что-то невежлив кунак! Не поздоровался и себя не назвал, подумалось Бабаеву, но тут же он сообразил, что Яша действует как настоящий гоблин, обитатель темных мест: никаких имен и никаких фамилий. В ФСБ человек с его опытом уже дослужился бы до майора, но вряд ли Яшу устраивал майорский оклад.
– Слушаю, – произнес Али Саргонович, невольно понижая голос.
– Вы в куррсе, чей это номерр?
– В курсе. Одного шакала с двумя кадыками.
– Тогда вы понимаете, что возникают сложности.
– Не было бы сложностей, я бы тебя не нанимал, уртак, заметил Бабаев.
– Вы непрременно хотите его получить? – спросил Сникерс. У меня есть дрругие прредложения, не хуже. Вот, к прримеру: «я 002 ух» или номер с сосом «с 101 ос». Эти без прроблем. Годится?
– Йок! Не годится! – решительно сказал Бабаев. – Действуй в указанных рамках. Это вопрос престижа.
– Пррестиж доррого выйдет, – отозвался Яша. – Прравда, ситуацию можно по всякому разррулить… Есть умельцы, устрроят эксидент [37] , да такой, чтобы номерра сняли на законном основании. Потом прроплатим в ментовке кому положено… Но есть и прроще варриант – дать отступного владельцу. Перрекупить!
37
Accident – несчастный случай, авария (англ.).
– Нет. Нужен эксидент, пусть будет эксидент. Только без жертв.
– Жерртвы сметой не прредусмотрены, – молвил гоблин и отключился.
Только Бабаев повесил трубку, как в дверь постучали.
– Кер [38] !
Вошел Калитин с тонометром, искательно улыбнулся.
– Давление бы измерить, Али Саргонович… Вы говорили, йок жены, а оказалось-то по другому! Мужское здоровье внимания требует!
Бабаев засопел в раздражении, хотел было послать его к шайтану, но, поглядев на доктора, устыдился и стал, ворча, закатывать рукав.
38
Кер – входи (тюркск.).