Али Бабаев и сорок покойников
Шрифт:
– Почему же не туда? Тоже познавательно, – сказал Али Саргонович и отключился.
Вернувшись к письму академика Плевако, он начал обдумывать ситуацию и строить планы активного вмешательства, но тут Пожарский сообщил, что адвокат примет уважаемого депутата немедленно. То есть через полчаса. Письмо пришлось отложить. Бабаев поднялся, набросил плащ, вышел из кабинета и велел Гутытку ехать на Грузинский Вал, в адвокатское логово.
Через тридцать минут он сидел в огромном кожаном кресле, придвинутом к жаркому камину. На каминной полке мраморный Амур хищно склонялся над обнаженной Психеей, справа и слева тянулись дубовые шкафы с увесистыми фолиантами, сияла хрустальная люстра, отражаясь в стеклах шкафов и паркете зеркальной гладкости, а в глубине помещения сверкал полированными боками стол. На столе громоздились стопки книг, своды гражданского и уголовного права, лежала Конституция в золотом переплете и солидных размеров учебник «Организация осмотра трупа на месте его обнаружения». Словом, комната была такой, какой должна быть у юриста, чей гонорар измеряется пятизначным числом и, конечно, не в рублях. Сам хозяин расположился напротив Бабаева, а между ними, на антикварном столике чиппендейл, благоухал коньяк в крохотных рюмках.
Он чокнулись, выпили и по-благородному закусили лимоном. Затем Пензер-Янковский помахал врученной Бабаеву повесткой и произнес:
– Насчет этого не извольте беспокоиться, Али Саргонович. Филькина грамота! Из тех, что идут на компост в судейских архивах.
– Я не беспокоюсь, – сказал Бабаев. – Я хочу тебя нанять. Чтобы ты законным порядком доказал мою невиновность.
Адвокат потер румяные щечки.
– А зачем, сударь мой? Зачем вам расходы и нервотрепка? У вас депутатский иммунитет. Такого злодейства, чтобы его потерять, вы не совершили. Этого оппонент никогда не докажет! Живите себе спокойно и не являйтесь в суд.
Али Саргонович покачал головой.
– Так не годится, драгоценный мой. Во-первых, не стану я прятаться за этот мунитет, а во-вторых, мой интерес – в открытом судилище. Чтобы журналисты набежали, тути [77] с каждого телеканала и из каждой газеты тавус [78] .
– Цена вопроса понятна. Вам нужен пиар, – начал адвокат, но Бабаев снова сделал жест отрицания.
– Нет, уважаемый, не пиар, это я в другом месте добываю и другим способом. – Он мгновение задумался, потом произнес: – Юзбаши [79] , что на меня ополчился, совсем простофиля. Башсыз, как моя секретарша говорит. Как это по-русски?… да, кретин. Полный идиот!
77
Тути – попугай (тюркск.).
78
Тавус – павлин (арабск.).
79
Юзбаши – сотник; в более общем смысле – офицер (тюркск.).
– Не сомневаюсь, – согласился Пензер-Янковский и разлил по рюмочкам коньяк.
– Будет судилище с кади [80] , будут очевидцы, будут снимки, – продолжал Бабаев. – На камеру тоже снимали, можем показать. И покажем! Покажем, какой храбрец генерал! Как он голым от сабли бегал! Все увидят, что он не лев и орел, а мудар недостойный! Список послужной поднимем, выясним, в каких Чечнях и Афганах он воевал… Люди поймут, что он враль и трус. И что будет? Как думаешь, Кузьма Петрович?
80
Кади – судья (арабск.).
– Конец политической карьеры. Кранты! – усмехнулся адвокат. – Но есть ведь и проще способ, Али Саргонович. Отчего бы вам его не вызвать на дуэль? Законную дуэль, на пистолетах? Если он трус, откажется и потеряет лицо. Опозорится!
Бабаев поднял рюмку с золотистым коньяком, поглядел на нее с прищуром, пригубил и сказал:
– Понимаешь, уважаемый, цель у меня другая. Ну, примет человек позор, распишется в трусости и исчезнет. Никто не узнает, каков он был, какую никчемную жизнь прожил, как героем выставлялся, как врал про свои подвиги. А я хочу, чтобы об этом узнали.
Пензер-Янковский снова усмехнулся – на сей раз с пониманием.
– Отомстить хотите? Пожестче, покруче?
– Нет. Я о его избирателях думаю. Ведь слушали люди его песню бей-жидов-спасай-Россию, слушали и выбрали! Пусть узнают, каков он есть! Пусть поразмыслят – не о нем, а о самих себе. И пусть им будет стыдно.
Бабаев смолк. Адвокат, глядевший на него с изумлением, опрокинул в рот коньяк, выдохнул и даже не закусил лимоном. Потом спросил:
– Чего же вы от меня хотите?
– Смешай его с дерьмом, Кузьма Петрович. С прахом смешай, с верблюжьим навозом! Все вытащи: как служил, как в депутаты избирался, какие речи говорил… Все! Будь как Аллах, который судит недостойного! Времени мало, но информацию я дам. Есть у меня такая возможность.
– Эта задача мне понятна. Будет компромат, будет ваш кретин в дерьме, – сказал Пензер-Янковский. – Но я, голубчик, адвокат. Я ведь еще должен вас отмазать! А вы нарушили Дуэльный Кодекс! Спровоцировали поединок и, как ни крути, дрались не по правилам! На саблях или казачьих шашках!
Тут Али Саргонович подмигнул собеседнику, хлопнул себя по коленям и расхохотался.
– Э, дорогой! Кто сказал, что на саблях? Кто сказал, что на шашках? Не сабли то были и не шашки, и ты это докажешь! За это я тебе плачу!
Адвокал призадумался на секунду, затем потер руку об руку, наполнил рюмки и спросил:
– Сколько?
В клуб сексуальных неформалов Бабаев явился с целой компанией. Были с ним Гутытку, Вересова и КВН-Находкин, узнавший о предстоящем визите и напросившийся из любопытства. Дамы тоже имелись: красавица Дина Киканделова, за которой КВН тут же принялся ухлестывать, и дрянная девчонка Шарлотта. Свой роман она прислала почтой, но уже месяца три избегала Бабаева, не звонила и не пыталась затащить его в постель. Али Саргонович решил, что ей стыдно; и то сказать, расстались они в «Койоте» не лучшими друзьями. Возможно, из-за неудачи с подкупом были у Шарлотты неприятности?… Ему хотелось знать об этом. Все-таки не чужой человек, а главное – полезный информатор!
Была, однако, еще одна причина, чтобы явиться в свет в женском обществе. Нина собиралась в отпуск, и Бабаев мечтал, что проведут они его вместе, походят по музеям и театрам, а там, глядишь, уедут на несколько дней в весеннюю Прагу или Венецию. Так ли, иначе, но Нину с ним увидят, и потому желательно представить, что она одна из многих. Не афсунгар, отрада сердца, а просто мелкая рыбешка в загребущем депутатском неводе… Вот он, депутат Бабаев, видный мужчина, восточный принц, о котором книги пишут! Сегодня – с одной, завтра с другой, послезавтра – с третьей! Какая-никакая, а маскировка. Так сказать, акция прикрытия.
Клуб «Под голубой луной» оказался неожиданно уютен и просторен. Народу набилось сотни две, но тесноты не было и в помине – кто за столиком сидел, кто кучковался у стойки, кто выбирал уголок потемнее. Всюду парочки, мужик с мужиком, девица с девицей, но ведут себя прилично, не целуются взасос и в штанах не шарят. Интеллигентная публика! Судя по виду, поэты, художники, театральные режиссеры и балеринки. Зал оформлен в современном стиле: встроенные в потолок светильники, оштукатуренные стены голубоватого оттенка, с одной стороны – бар, сверкающий хромированной сталью, с другой – невысокий подиум, залитый светом прожекторов. На этой сцене – четверо парней, должно быть, музыканты. Стены почти без украшений и декора, лишь с портретами выдающихся персон – Петр Ильич, Оскар Уайльд и остальные великие люди. Скатерти на столах снежной белизны, но меню скромное, на одном листочке; сразу видно, что ходят сюда не есть и пить, а общаться.